Антоновка - стр. 10
К вечеру всё это великолепие чуть заветрилось и остыло, но выглядело всё так же аппетитно. Когда проснулись комары и сверчки, гости ещё сидели за столом, но уже не ели, в основном закусывали и выясняли, кто кого сильнее уважает, а дети ждали торт. Самые резвые пустились в пляс.
Дядя Лёхач растянул меха, выкрикнул:
– Специально для Веронички!
И запел:
Ещё немного – и слова закружит ветер,
И синим небом завладеют облака…
И все, что было между нами в этот вечер,
Слегка нелепым станет вдруг издалека.
Все как по команде повернулись к Веронике. Она застенчиво пробормотала:
– Ничего не специально. Между прочим, он и маме нравится, и тёте Люде.
Бабушка Василиса осуждающе покачала головой и пригрозила дяде Лёхачу пальцем. Все знали про любовь Вероники к Жене Белоусову, её постоянно дразнили, но беззлобно, при этом сами же включали его песни и, если вдруг его показывали по телевизору, звали её хоть с улицы, хоть со двора. Один раз Лёша бегал за ней к Протоке, правда, им удалось застать только конец выступления. Но он видел, как горели глаза сестры, как она затаилась, ловя улыбку любимого артиста, будто тот действительно пел только для неё.
Лёша не понимал обожания знаменитости из телевизора. Бред какой-то. В качестве мужа Белоусов был явно староват для одиннадцатилетней Вероники. Как-то он спросил её об этом. Она нехотя и непонятно объяснила:
– Я представляю, будто он мой папа. Заботится обо мне, дарит подарки и встречает из школы. И все завидуют.
– А наш папа тогда для чего?
– Он всё время на работе.
Лёша недоумённо застыл.
– Тогда, получается, Белоусов типа женат на нашей маме?
Вероничка дёрнула плечом, разговор ей явно не нравился, но всё же она ответила:
– Маму я тоже другую представляю. Ирину Понаровскую.
Лёша много ещё чего хотел спросить, но промолчал. Долго обдумывал откровения сестры. Как вообще можно представлять себе других родителей? Да, мама постоянно беременная, а папа вечно занят, но какие бы ни были, они родные и привычные. Артисты – это просто артисты, может, и красивые в стразах и перьях, но перед сном не целуют в лоб и не отпаивают киселём, когда прихватывает живот.
Пока дядя Лёхач пел, Вероника сидела красная и насупленная, но не ушла, дослушала песню до конца и сразу же включила магнитофон. Заиграла ламбада. Те, кто ещё сидел, повскакивали со стульев и лавок, встали друг за дружкой в длинный паровоз. Многоногая гусеница побрела по двору, вихляя бёдрами, выбрасывая в стороны ноги. Воздух наполнился смеющимися голосами. Пели вразнобой, как слышали, так и произносили непонятные слова: