Антоновка - стр. 32
– Смотри, золотая рыба!
Арина чуть приостановилась, бросила взгляд в мутную воду. Среди мелких карпиков плавал колючий пучеглазый бычок. Оля смотрела на него заворожённо, видимо, дорисовав в воображении ему золотой хвост и волшебные свойства.
– Ариш, отнеси маме карасей на уху.
– Я не могу, позже.
– Ты в сад?
– Да.
Бабушка вздохнула, но промолчала. За последний месяц Арина не пропустила ни одного дня, словно на работу приходила к яблоне деда Данила. Он умер в апреле, но щуплый саженец уже зацвёл.
Углубившись в ряды деревьев, Арина торопливо обошла груши и сливы, но как только начался Живой сад, замедлилась. Остановившись у молодой яблони, тронула тонкий ствол пальцами и затихла. Ветви деревца напоминали узловатые пальцы с зажатыми в них кистями, а цветы пахли медовой гуашью.
Не все яблони были посажены на местах реальных захоронений. Точно Арина знала только про детей прадедушки Абрама. Пять яблонь, навсегда оставшихся юными деревцами, – пять детских могил. Сестра прабабушки тоже была похоронена здесь, насчёт остальных Арина не знала, да и не спрашивала. Большую часть родственников погребли на местном кладбище, но при посадке яблони обязательно использовали какую-то личную вещь. В корнях яблоньки деда Данила осталась ветошь в разводах краски. Ей он вытирал руки и кисти.
Арина судорожно всхлипнула. Глаза наполнились слезами. В их семье смерть не была причиной плакать, а она не просто плакала, ревела с соплями и слюнями. Захлёбывалась своим горем. Дед Данил был её единственным другом и единственным, кому она показывала свои рисунки. Он жил отшельником в посёлке Степном на углу улиц Кленовой и Отрадной. Из окон его дома открывался вид на кукурузное поле и закат. Когда-то, как дедушка Витя и дедушка Степан, он работал бригадиром в «Сад-Гиганте», но лет десять назад пьяный замёрз в сугробе, и ему ампутировали обе ноги ниже колена. Арина и не знала его ходячим обычным способом и пьяным никогда не видела.
По дому дед Данил передвигался на мягких подкладках, привязанных к ногам, а большую часть времени сидел. Сидел, курил вонючие самокрутки и рисовал. От сигарет его пальцы и зубы пожелтели, он выглядел неопрятно, разговаривал мало, но умел видеть волшебство в прожилках листьев и дождевых пузырях.
Прошлогодней зимой он сильно заболел, но наотрез отказался покидать Степной. Арина попала к нему в качестве временной сиделки. Сама вызвалась. С весны стала ездить по выходным на вахтовом автобусе, а летом чуть ли не каждый день. Папа завозил её с утра и забирал на обратной дороге из сада. Он работал трактористом, в зависимости от сезона менялась техника, которой он управлял, но чаще всего он участвовал в обрезке деревьев и подготовке рядов для посадки.