Антигерои минувших дней - стр. 14
Но без его ненавязчивой забавной лести заскучал Нерон. В том же 62 г. император потребовал вернуть Петрония в Рим. Тигеллин был взбешён, но противиться воле повелителя не осмелился. С этого времени префект преторианцев рассматривал сенатора Петрония как опаснейшего соперника, которого следовало уничтожить.
За двенадцать лет царствования Нерон довёл римское общество до предела ненависти к нему. Особенно гнетущее впечатление произвёл на всех Великий пятидневный пожар Рима в 64 г., когда из четырнадцати районов города выгорели дотла десять, а оставшиеся четыре пострадали частично. В поджоге обвинили христиан. Многих членов секты схватили, пытали и предали мучительным публичным казням. Хотя император быстро собрал средства на восстановление столицы (был введён дополнительный налог на провинции), но здесь Нерон сделал роковую ошибку – в память о пожаре он повелел выстроить на месте пепелища гигантский Золотой дворец. Это породило слухи о том, что Рим подожгли по приказу самого властителя, чтобы освободить место для задуманного им дворца. Слухи эти распространяли заговорщики.
В 60-х гг. деспотичный Нерон окончательно лишил сенат какой-либо реальной власти. Это привело к тому, что к лету 65 г. среди сенаторов созрел заговор. Возглавил заговорщиков выдающийся оратор, сенатор и меценат Гай Кальпурний Пизон (Gaius Calpurnius Piso). В числе заговорщиков оказались прославленные в веках философ Луций Анней Сенека-младший (Lucius Annaeus Sĕnĕca minor) и поэт Марк Анней Лукан (Marcus Annaeus Lucanus). Участвовали в заговоре и другие сенаторы, а также несколько командиров преторианцев и патриции-всадники. Заговорщики не смогли сохранить свои планы в тайне. Их выдал раб, рассчитывавший на высокую награду от Нерона. Началось следствие, а затем казни и самоубийства знати.
«И вот Тигеллин обращается к жестокости принцепса, перед которою отступали все прочие его страсти, и вменяет в вину Петронию дружбу со Сцевином (второй после Пизона руководитель заговора. – В.Е.). Донос об этом поступает от подкупленного тем же Тигеллином раба Петрония; большую часть его челяди бросают в темницу, и он лишается возможности защищаться. Случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл в Кампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не стал длить часы страха или надежды. Вместе с тем, расставаясь с жизнью, он не торопился её оборвать и, вскрыв себе вены, то, сообразно своему желанию, перевязывал их, то снимал повязки; разговаривая с друзьями, он не касался важных предметов и избегал всего, чем мог бы способствовать прославлению непоколебимости своего духа. И от друзей он также не слышал рассуждений о бессмертии души и мнений философов, но они пели ему шутливые песни и читали легкомысленные стихи. Иных из рабов он оделил своими щедротами, некоторых – плетьми. Затем он пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучи вынужденным, уподобился естественной смерти. Даже в завещании в отличие от большинства осуждённых он не льстил ни Нерону, ни Тигеллину, ни кому другому из власть имущих, но описал безобразные оргии принцепса, назвав поимённо участвующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими в каждый вид блуда, и, приложив печать, отправил его Нерону. Свой перстень с печатью он сломал, чтобы её нельзя было использовать в злонамеренных целях. Между тем Нерон, теряясь в догадках, каким образом стали известны подробности его изощрённых ночных развлечений, вспоминает о небезызвестной благодаря браку с сенатором Силии, которую он сам принудил к соучастию в своих грязных любострастных забавах и которая к тому же была приятельницей Петрония. И вменив ей в вину, что она будто бы не умолчала о виденном и о том, что претерпела сама, он проникся к ней злобою и отправил её в изгнание»