Аномальная зона - стр. 41

– О господи… Вот влип… – пробормотал обескураженно Богомолов и затравленно оглянулся по сторонам.

Вокруг мрачной, непреодолимой стеной безмолвно нависала тайга.

В тесном кабинетике регионального отделения неправительственной общественной организации «Обелиск», занимающейся правозащитной деятельностью, было сонно и тихо. Конечно, от всякого рода жалобщиков, принимай в «Обелиск» всех подряд, отбою бы не было, но здесь привечали не всяких. Дежурного консультанта, Эдуарда Аркадьевича Марципанова, ведущего обычно приём, интересовали лишь жертвы столкновения с тяжёлой машиной государственного аппарата, неуклонно скатывающегося, как известно, к тоталитаризму и перемалывающего безжалостно своими жерновами безвинных граждан. Опять же не абы каких, а лишь тех, чьи страдания способны были вызвать широкий общественный резонанс. Причём не нашенской, равнодушной по большей части к судьбам соотечественников, общественности, а западной – забугорной, испытывающей симпатию к российским правозащитникам и поддерживающей через различные фонды отдельные особо стойкие к державным заморозкам ростки демократии.

Ах, демократия! Свобода! В организации, которой служил волонтёр Марципанов, эти слова произносили с непременным придыханием, надрывом, а в последние годы – ещё и с ноткой ностальгии, тоскуя, будто по утраченной молодости…

Марципанов оторвал взгляд от дисплея, закурил душистую сигарету «Golts». Крутанувшись на податливом кресле, повернулся к раскрытому окну, обозревая привычную картину, которая уже много лет открывалась ему при взгляде из офиса.

Широкий проспект, застроенный приземистыми, словно из куска монолитного гранита вырубленными домами, разделённый трамвайными линиями посередине, с толпами хмурых озабоченных людей на тротуарах, с потоком машин, чадящих экологически грязными двигателями, а над всем этим – тяжёлое северное небо, напоминающее постоянно о том, что погожие дни на этих широтах скоротечны и всякая оттепель непременно сменится вскоре затяжной, замораживающей душу зимой. И может ли быть по-настоящему свободным человек, осознающий отчётливо, что с навалившейся привычно стужей ему придётся опять прибиваться к стае, искать убежища за надёжными толстыми стенами, где толпой, словно первобытным людям в пещере, зимовать несравнимо легче и безопаснее?

А демократия, по Марципанову, как бы подразумевала вечное лето, буйство красок, остужающий бриз, доносящийся с шумящего морским прибоем песчаного пляжа, где люди веселы, раскованны, не обременены заботами о тепле и хлебе насущном, и жизнь их легка, предсказуема, как бесконечный праздник…