Англия. Портрет народа - стр. 21

[15] – «порка», les Anglais ont débarqué[16] – «менструация», filer а l’anglaise – «уходить по-английски» или damné comme un Anglais[17]. Хотя сдается, что у них абсолютно такой же инстинктивной враждебности как-то не наблюдается: французам есть еще о ком позаботиться, у них существуют и другие соседи на континенте. Враждебность же английских выражений отражает некую странную шизофрению по отношению к французскому народу.

Представители английского среднего класса обожают французскую еду, вино и климат. Каждый год 9 миллионов англичан упаковывают чемоданы и отправляются во Францию. Многие везут с собой, как обетованное подношение, тушеную фасоль, мармайт, мармелад и чай, а цель их путешествия – Прованс, Дордонь или Бретань. Поев на своих виллах по-английски, они возвращаются домой нагруженные сырами, винами и пате́, то есть продуктами, которые, как они божатся, дома им не купить. Они могут с презрением относиться к страху французов перед Германией, но обожают французское savoir-faire – умение, сноровка, – хотя для этого выражения их собственный язык смог произвести лишь деклассированное и не совсем адекватное ноу-хау. Англичане могут до сих пор время от времени испытывать отвращение к французскому понятию terrain – сопротивляемость организма, – из-за чего французы реже моются и больше тратятся на духи (накануне возвращения во Францию из египетской кампании Наполеон писал Жозефине: «Ne te lave pas, j’arrive», то есть «Не мойся, я приезжаю»), но втайне завидуют тому, что это общество вроде бы «ближе к естественному порядку вещей». Если у них есть свое мнение о политике Франции, их бесит и в то же время в глубине души восхищает нескрываемая забота этой страны о собственных интересах и вопиющее игнорирование мнения всего остального мира и государственных договоренностей, что и движет политикой правительства. Они мучительно переживают из-за того, что в Англии нет кафе, которые заполняют интеллектуалы, курящие, попивающие кофе и развивающие непрактичные пути переустройства вселенной. Франция, на которую уповают эти честолюбивые лотофаги-мечтатели, – место, где живут до невозможности стильные женщины, светит солнце и легкий ветерок доносит запах лаванды.

Так было всегда. Гран-Тур, предшественник современного туризма, в некотором смысле представлял собой комплекс неполноценности с дорожными документами, имевший целью познакомить богатых англичан с изысками европейской жизни: встречи англичан с континентом походили на поведение дальних родственников из провинции, приглашенных на большой бал в городе. Многим отправлявшимся в это путешествие Гран-Тур ничего не давал просто потому, что они были слишком молоды, чтобы оценить свой опыт. А многие из тех, кто был достаточно зрел для его восприятия, не упускали случая выразить отвращение ко всему начиная с «континентальной» пищи и кончая уборными. Основоположник готического романа Гораций Уолпол описывает Париж как «грязный городишко с еще более грязной сточной канавой, называемой Сеной… a нечистый поток, в котором все стирается, но не становится от этого чистым, грязные дома, уродливые улицы, еще более уродливые лавки и церкви, в которых полно непристойных картинок». Но даже доктор Джонсон, этот великий англичанин, считал, что не побывавший на континенте «всегда ощущает неполноценность, не видев того, что должен увидеть каждый». Приехав в Париж в 1775 году в возрасте шестидесяти шести лет, он сменил свой обычный коричневый сюртук, черные чулки и простую рубашку на белые чулки, новую шляпу и замысловатый французский парик. Он твердо решил не переживать из-за своего скверного французского и объяснялся исключительно на латыни.