Ангелы смерти - стр. 4
– Труд ведет к свободе – попытался проговорить тот, кого я даже не увидел в большой толпе.
Нас – рабочий класс отвели на регистрацию, затем выдали одежду и погнали к деревянным баракам, которые я сперва принял за конюшни. Впрочем, молодой человек, это и впрямь оказались конюшни, переделанные под спальные места для нас. Произвели перекличку, после которой и началась жизнь за колючим забором. Работа в крематории началась очень быстро, печи в крематории номер три работали безостановочно. Мертвые тела подтаскивали к жаровням, после чего на специальные носилки клали обмякшие, а порой задубевшие туловища, те сгорали практически дотла. Там я увязался за одним мужчиной, он объяснял принцип работы печи, когда мы стояли с ним в паре.
– Главное, не трать много сил, пока они не смотрят, старайся делать все медленно и осторожно – советовал он. Прибывая тогда в полнейшем шоке, я забыл спросить у него хотя бы имя, поэтому следующие несколько недель я называл его просто дядей. На удивление, он тоже не осведомлялся, как зовут меня. Вероятно, для того, чтобы не возникло человеческой привязанности. Вы знаете, там вообще было мало чего человеческого. Когда нам все-таки удавалось вернуться в бараки, мы падали на деревянные трёхъярусные нары, выложенные из гнилых досок. На длиннющую полосу подобных лежанок во всем бараке была всего одна печь. Она никогда практически не работала и не спасала от ночного и зимнего холодов. Мне удалось не умереть от той сырости и мороза только потому, что большую часть времени я работал у горячих крематориев, которые согревали после ночных заморозков.
Однажды один из рабочих попытался бежать. Я не сразу обратил внимание, когда в воздухе раздался звук выстрела. Я вздрогнул, подтаскивая к горячей печи очередной труп.
– Запомни, не делай резких движений, особенно когда стоишь без работы. Это им очень не нравится, если захочешь умереть, просто беги, и они тебя пристрелят. А хочешь жить, то продолжай работать, как ни в чем не бывало. Даже если в какой-то момент меня убьют, просто затолкай в эту штуковину и мое тело – сказав это, дядя постучал по металлическому корпусу печи, в которой догорали очередные останки.
Дядя научил меня тому, как можно было выжить, не смотря на ужаснейшие условия содержания. Не знаю почему, но кроме трупов, которые мы буквально вытаскивали силой из камер с газом, людей туда пихали, словно сельдь в бочку, привозили трупы с вагонов, тех кто доехать сюда так и не смог. А так же жертв местной больницы, которых дядя мне запрещал брать голыми руками. Под конец работы запотевшая повязка на нос, которую, кстати говоря, тоже он сказал мне одевать, полностью вымокала, воды нам не давали от слова совсем. Поэтому приходилось выжимать ее и пить, корчась от рвоты. Какие-то из тел были заражены туберкулезом, среди рабочих, кто вкалывал без повязок или перчаток были те, кто начинал харкать кровью и уже через пару дней на сырой лежанке сваливались без признаков жизни.