Ангел мой, Вера - стр. 27
– Если не даете спать, дайте тогда выпить.
– За шкапом корзина стояла – глянь, нет ли бутылки.
– Кстати о конях, эскадронный обещал загонять на дистанции. Отчего у конногвардейцев верста три минуты, а у нас три с четвертью?
– Черт его знает.
– Я тебе скажу почему. У Петюшки Арапова гунтер, а у меня ганноверский тяжеловес. Эскадрон равняется по тихоходам. Вот тебе и три с четвертью. Зато на пяти верстах они за нами не угоняются.
– Vivat les chevaliers-gardes[12]!
– Послушайте, господа! – вдруг выпалил Артамон. – Я хочу одну вещь сказать… господа, я женюсь.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
– Шутишь? – наконец спросил Волжин.
– Да что вы все как сговорились, за шутку держите! – обиделся Артамон. – Натурально, женюсь, на его вот сестре, на Вере Алексеевне.
– И молчал до сих пор?! Ты-то, Сережа, что ж?
– Будешь тут молчать… он меня мало не к барьеру грозил поставить, если разболтаю.
– Ай, Артамоша, молодец! – гаркнул Злотницкий. – Хвалю! Вот это по-нашему – влюбился, так нечего медлить!
– Друг! Артамон! Прощай, свобода!
– Я медлить не люблю-ю-ю! – сатанинским басом пропел Волжин. – Сейчас мы денщика того… за шампанским.
– Господа, шестой час утра, какое шампанское? – пытался слабо протестовать Александр Захарович. – Хороши мы будем на плацу, нечего сказать.
– Ничего, Саша, мы в меру. Могий вместити… Артамон, а мальчишник? Непременно мальчишник! Господа, качать капитана!
– Идите к черту! Уроните или об потолок стукнете…
Александр Захарович оттянул брата в сторону.
– Послушай, ты говорил с отцом?
– Покуда нет, да вот поеду в Тамбов…
– Frateculus meus[13], я тебе решительно удивляюсь… или, пожалуй, не удивляюсь, вечно ты все делаешь навыворот. И уж сразу «женюсь». Ее родителям, я полагаю, ты тоже еще ни слова не сказал? Ну а как откажут?
– Кому, мне? – удивленно спросил Артамон.
Александр Захарович только развел руками, а потом не удержался и весело хлопнул брата по плечу.
– Что папаша-то скажет, ты подумал? Черт… какой-то ты этакий – невозможно тебя не любить.
– Твоими бы устами…
Рыцари, подвиги, дамы – все это так и кружилось в голове Артамона, и на следующий день ему пришла в голову блистательная идея. После учений он подошел к Злотницкому и, стараясь говорить как можно беззаботнее, спросил:
– А что, Юзе, можешь мне наколоть буквы, как у тебя?
Злотницкий носил на руке наколотые порохом инициалы M.D., уверяя, что сделал татуировку в Париже, в честь красавицы актрисы, подарившей его своей благосклонностью.
– Э-э, да ты, капитан, гляжу, бесишься всерьез. Что хочешь?
– Вот так. – Артамон пальцем показал на кисти. – Латинскими буквами – «Вера».