Анатомия обмана - стр. 37
Внезапно осознаю, что я, кажется, оглохла.
Какой-то мужчина трясёт меня за плечи, а я… а я не здесь. Я вообще не знаю, где я и что со мной происходит.
Зачем мы поехали за Николаем Петровичем? Почему Макс такой кретин? А я? Я почему такая дура? Ещё улыбалась, смеялась и радовалась, что мы как в кино, преследуем подозреваемого не пойми в чём.
Конченная. Я просто конченная. Мы все конченые. Не обсуждается. Если тот, кто сотворил подобное с маленькой девочкой, ходит, и продолжает ходить, по земле — мы конченые все.
Слух возвращается. Так же стремительно, как и исчез. Слышу, как Макс орёт на отца, как его отец орёт на сына, как мужик напротив меня хмуро интересуется:
— Нормально?
Нет, не нормально.
Я хочу покачать головой, но не решаюсь. Чувствую, как что-то тяжёлое, горькое встало поперёк глотки и давит, давит…
С трудом разворачиваюсь и делаю несколько шагов к машине, которую мы оставили неподалёку. Ещё несколько. И ещё…
Всё, не могу больше.
Останавливаюсь. Сгибаюсь пополам и просто открываю рот. Меня рвёт, как никогда в жизни.
Мне кажется, что это не прекратится никогда, но это прекращается. Воздух вновь поступает в лёгкие. Дыхание нормализуется. Слёзы перестают течь из глаз. Тело больше не содрогается в спазмах.
Я затихаю, боясь выпрямиться.
— Ань… — слышу тихий голос Макса. — Нормально?
Что за дебильное слово «нормально»? Как оно может хоть на грамм охарактеризовать чьё-то состояние? Нормально относительно чего? Смерти? Не умерла, значит, нормально. Всё хорошо, но хочется лучше, тоже нормально… Идиотское слово.
— Он её… — глотаю вязкую и горькую слюну, — Он её… — пытаюсь договорить, выговорить, — Насиловал?
— Ань, ты почему об этом думаешь?
За моей спиной слышатся тихие шаги. Листва шуршит под туфлями Лядова, а мне кажется, что это призрак маленькой девочки воет.
— Сколько здесь до моего дома, Макс? Десять километров? Двадцать?
— Успокойся. Дело заберут в СК. Они во всём разберутся. Твоей сестре ничего не угрожает.
Я окончательно схожу с ума.
— Как интересно… — выдыхаю, медленно-медленно выпрямляясь. Вытираю рукавом куртки рот, прежде чем повернуться к мужчине всей моей жизни. — Значит, педофил, да? И здесь ты разграничиваешь меня с ребёнком. Я не в зоне риска, как жертва педофила, когда ситуация… — взмахиваю здоровой рукой, описав полукруг, — Вот такая, а в остальном я ребёнок.
— Ты сейчас об этом хочешь говорить? Здесь? — с нажимом интересуется он.
Выпрямляюсь полностью и расправляю плечи.
— Я не хочу об этом говорить нигде, Макс. То, что я увидела, я никогда не должна была видеть, и мой мозг, он зацепился за что-то единственно едкое, язвительное, чтоб не возвращаться к тому тельцу, которое выпотрошили, как… как… рыбу!