Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи - стр. 132
– Уходите? Куда?
– К себе, в резервацию. А там видно будет.
– Вы из одной что ли?
– Считай, что так. Будем вместе пробираться. Если с нами придёшь, примут. Ты ж… от рождения раб.
Он покачал головой.
– Нет, я сам по себе.
– Как знаешь, – Клеймёный остановил остальных. – Нальёшь на дорогу?
– Отчего ж не налить. Давайте фляги.
И наливая в самодельные фляги свежего молока, спросил.
– А чего вы все вместе не ушли?
– Так они ж другие, – удивился его вопросу молчавший до сих пор Джейкоб. – Из другого племени.
– А-а, – протянул он. – Понятно.
– Ни хрена тебе не понятно, – вдруг вспылил Копчёный. – Спальник поганый…
– За спальника врежу, – предостерёг он Копчёного.
– Ладно, – Клеймёный встал, забрал фляги. – Индеец ты, конечно, хреновый, но… бывай.
– Бывайте, – попрощался он с ними…
…Эркин медленно отвёл глаза от луны, посмотрел в глубь комнаты на голубую печь, стол… Всё от луны голубое, а куда её свет не доходит – чёрное. Да, всё так. Индейцы никогда не признают его за своего, а для всех он индеец. Если б он хотя бы знал, как такое получилось, что в питомнике родился чистый индеец. А если не чистый? Просто пошёл в мать, а отец был… Стоп! Он уже вроде Зибо становится, врёт себе и собственному вранью верит. Индеец – так индеец. Один – так один. И что спальник он… как ни крути, а не уйти ему от этого. Хотя за пять лет, да, пять лет он в имении отпахал, ему его спальничество поминали, да что там поминали, лезли. Та же стерва белёсая, что на ломке топталась на нём, он потом от боли враскорячку ходил, ног не мог свести, а туда же…
…Он чистит быка. В распахнутую дверь бьёт солнце, по-весеннему яркое, слышно, как во дворе гомонят птицы, да бурчит себе под нос в соседнем стойле Зибо. Он уже давно не дёргается на его голос. Зибо говорит сам с собой. Наверное, от старости, здорово постарел и ослаб за эту зиму. Бык кряхтит под скребницей, норовит прижать его к стенке стойла. Без злобы, играючи. И он тоже без злобы шлёпает его по морде. И всё так спокойно.
– Вот ты где!
Она подобралась так тихо, что Зибо не успел подать сигнал, а он спрятаться. Её он боялся, как никого. Старшая из хозяйских дочерей, она изводила всех рабов в имении. Никто, ни один надзиратель не умел так подвести под пузырчатку как она. Она появлялась во дворе, и рабы кидались врассыпную, зная, что попавшийся ей на глаза обречён на пузырчатку, а то и порку, а то и всё сразу. Особенно она вредила молодым рабам, а последнее время стала ходить в прозрачных или повсюду разрезанных одеяниях, и её приставания… завсегдатаи Паласа были приличнее.