Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи - стр. 134
– Здесь не место для молодой леди, тем более такой красивой.
Он видит, как Грегори шарит глазами по её разрезам, а она, хихикая, потягивается под его взглядом. Грегори обнимает её за талию и ведет к выходу. Она склоняет голову ему на плечо, томно вздыхает и, проходя мимо Зибо, небрежно тыкает узким носком лакированной туфельки в живот старика. Ударить ещё и каблуком она не успевает. Грегори почти уносит её на себе, что-то шепча ей, от чего она похабно виляет задом. У дверей Грегори оборачивается.
– Чтоб когда вернусь, всё готово было! – и исчезает вместе с ней.
Преодолевая звон в голове от оплеухи, он встаёт и подходит к Зибо.
– Ну, как ты?
Зибо поднимает на него измученные глаза.
– Сынок, прости, сынок…
…Эркин резким выдохом перевёл дыхание. За что просил прощения Зибо? Он-то в чём виноват?
Заворочалась, забормотала во сне Алиса. Луна, что ли, её беспокоит? Эркин встал с подоконника и задёрнул штору. И оказался в полной темноте. С войны, видно, занавески у Жени остались. Ощупью добрался до стола и сел.
Тогда обошлось, и потом ещё пару раз ему удавалось от неё увернуться. А если рабы лезли, так там просто: бил сразу, не глядя, мужик или баба – ему без разницы. И всё равно. Спальник. И у всех одно сразу на уме. А он тогда, чуть боли отошли, и прочухался немного, попробовал кое-что из прежних упражнений, что с питомника, с учебки помнились. И от боли чуть в голос не заорал. И мышцы не слушались. Как будто перерезали их. Больше он и не пытался. Суставные упражнения помнит, хоть сейчас весь комплекс сделает. И мышечный. Для всех мышц. Кроме этих. Правду говорили: перегоришь – всё, кончен спальник. И рад был тогда этому. Что нет обратного хода. Что расстреляй его, хоть насмерть запори, а спальником он уже не сработает. А сейчас… Если Женя позовёт, что ему делать? Руками ему не сработать. Ладони загрубели, не гладят, царапают. Он провёл ладонью по щеке. Скребница – не ладонь. Женя, милая, не надо, я всё сделаю, сдохну на работе, но этого не могу больше. Двадцать пять мне. Срок спальника. Дальше Пустырь и Овраг, Женя. Он уронил голову на стол, на скрещённые руки. Поздно, Женя, зачем так поздно всё пришло? На глазах вскипали слёзы бессильной жалости. Не к себе. К Жене. И впрямь спальники за что ни возьмутся, всё поганят. Только не виноват я. Перегорело всё у меня. Там, в этих ночах в имении, когда корчился от нестерпимых, ломающих тело болей, затыкая себе рот кулаком, чтоб криком не выдать себя, не накликать надзирателя. Говорили ему, как всем, все спальники знают. Вработанному спальнику больше трёх суток без работы нельзя, семя загорится, а вытерпишь, не сдохнешь от боли, перегорит семя, и всё, конец твоей работе, конец спальнику. И куда, кроме Оврага ты тогда годен? И вот, сам и получил это, по полной мере. Если б не та стерва… А теперь что? Поздно. Пять лет как перегорело.