Амбивалентность - стр. 7
Беззаботная песенка в эфире закончилась, её автоматически сменила следующая, и только тогда приступ Шкета поутих, но дышал мальчишка всё равно тяжело, с присвистом. Какое-то время они сидели в машине, глядя перед собой, каждый думал о чём-то своём, но оба – о невесёлом. Первым заговорил, включив в эфир третью подряд песню, Трекер.
– Шкет, тебе двенадцать, ты уже взрослый мужик и всё понимаешь…
Тот, по-прежнему глядя перед собой, кивнул:
– Дела мои никудышны.
– Без Фармы нам их не поправить.
– Ну нет-нет-нет, – насупился Шкет. – С меня им взять нечего, и расплачиваться придётся тебе, сечёшь? Чего эта их бешеная дура ещё захочет от тебя отрезать? – Он покосился на протез Трекера, и тот машинально убрал искалеченную руку с руля. – Ты и так однажды меня вытащил. Того и достаточно. Я не хочу, чтобы ещё и платил за меня.
– Давай-ка это я сам решу, чем и с кем мне расплачиваться.
– Ну нет-нет-нет! Жизнь-то моя. Почему ты тут должен что-то решать?
Трекер наклонился к Шкету и, доверительно понизив голос, сообщил:
– Потому что я ещё более взрослый мужик, сечёшь? – и взял микрофон, собираясь выйти в эфир.
Шкет вздохнул. Спорить с Трекером бесполезно: он не станет препираться, а просто сделает так, как считает правильным, это Шкет знал. И уважал его за это. Но не хотел стать причиной, по которой правильные решения Трекера сведут того в могилу или ещё хуже – в кабалу Фармы, потому что уж где-где, а в гильдии медиков ничего правильного отродясь не водилось.
Всего в дикополье было пять гильдий: малочисленные и закрытые энергетики, оккупировавшие старую гидроэлектростанцию и в прямом смысле торговавшие энергией; циничные оружейники, в спорах вместо тысячи слов предпочитающие пулю; угрюмые цеховики, объединяющие техников и айтишников; самые многочисленные и бесконфликтные – оттого кажущиеся немного не от мира сего – колхозники, ведущие натуральное хозяйство. И медики – могущественная Фарма, крупнейшая медкорпорация старого времени, не гнушавшаяся ни производством средств изменения сознания, ни опытами на людях, ни прочими тёмными делишками, вплоть до разработок биооружия, из-за чего ещё в бытность её прежнего главы – отца нынешней хозяйки Виктории – оказалась полностью отрезана от Нового Вавилона и лишена технических возможностей проводить свои негуманные эксперименты.
Всё дикополье жило бартером. Гильдии, снабжавшие друг друга – и тех, кто мог платить, – энергией, оружием, техникой, продуктами и медпомощью, поддерживали между собой зыбкий мир и устанавливали множество договорённостей, поскольку были друг другу необходимы. Конфликты случались, интриги плелись, но все сидели в одной лодке, раскачивать которую сверх меры не рисковал никто. Отказывать в щедро оплачиваемой помощи друг другу гильдии не отваживались, но что взять с одиночек? Если кого-то из таких одиночек подводит собственное сердце – и требует медицинского вмешательства – чем он может заплатить Фарме за услуги, когда за его спиной не гильдия, не банда и даже не дикопольская община, а всего лишь такой же, как он, одиночка? И что может помешать Фарме выкинуть обоих за порог, да ещё и плюнуть сверху? Разве что только тот, второй, готов заплатить Виктории даже больше, чем у него есть…