Алый закат в Лейкхерсте - стр. 40

Ранним утром я купил билет на пневмопоезд, чтобы быстро доехать до филиала центра Возрождения в Ольховке. Ехать из Солнечного района Москвы было недолго, всего три с половиной часа. Я предпочел вагон-купе с проводницей-психологом и системой релаксации. Когда кассовый автомат предложил в качестве успокаивающего фактора погладить на выбор кота, енота или бобра, заплатил за енота. Пушистый друг того стоил – спокойный зверь, податливый мех и весёлая мордочка с глазками-бусинками помогли исчезнуть тревогам и ночному раздражению.

Я гладил енота и пытался сосредоточиться на предстоящей аудиенции к главврачу Ольховского филиала, продумывая всевозможные ходы и выходы в сложившейся ситуации, а также финансовые затраты. Подошла проводница-психолог, молодая женщина, обаятельная, начитанная, грамотная в области изобразительного искусства, и предложила сыграть в интеллектуальную игру, в конце которой я должен правильно выбрать станцию, где выйду. От этого зависело, встречу ли я свою вторую половинку в виде той, в которую когда-то влюбился без памяти, или же это будет другая девушка. Неужто я так хорошо выгляжу, что психолог меня приняла за молодого и неженатого? Глянул в зеркало на двери. Стриженый ёжик с лёгкой проседью, вытянутое усталое лицо, небритые щёки с рыжеватой щетиной и воспалённые глаза с красными прожилками, признаком бессонной ночи. Я критически оценил фигуру, пару килограммов сбросить не мешало бы, но в целом ничего так. Если запишусь на июньский марафон, то – почти кипарис. Сделал вывод. Психолог любезна по должности: работа в компании «Российские железные дороги» обязывает. Я отказался, однажды уже сыграл в эту игру, в итоге до сих пор чувствую себя дурак дураком.

Всплыла строчка из досье Ракитиной: «Они прожили с мужем душа в душу более двадцати пяти лет». Я вспомнил об этом и болезненно поморщился, прошлое отозвалось загрудинной болью. Сейчас моя цель – центр реинкарнации в Ольховке. Чую, творится там что-то неладное, нелицензионное и противозаконное. Я вёз с собой прядь её волос, содержащий ДНК, и последний диск записи мозгового скана. Сидя один в пустом вагоне бизнес-класса, в полудрёме, я мечтал о поездке в Кейптаун вдвоем с нею, с той молодой девчонкой, бывшей ею много лет назад. И понимал, мой враг – время ожидания для выращивания нового тела, её тела.

Ну, помечтал, и будет! Поезд резко дёрнулся и остановился, я спустил с колен енота, захватил портфель с документами пациентки Р. и вышел на перрон. Ольховка меня встретила тусклой и скучной погодой. Слабая облачность, правда, скорого дождя не обещала. Низенькие бревенчатые домишечки с маленькими оконцами и резными ставнями перемежались добротными кирпичными особняками с двускатными крышами. Громадными одуванчиками белели на синей, красной и зелёной черепице тарелки космической связи и телевидения. Пожалуй, этот прогрессивный признак был единственным на селе. Безыскусный крестьянский уклад жизни ничуть не изменился за годы моей столичной карьеры. Так же кудахтали куры и горланили петухи, гоготали гуси, тявкали собаки; так же пылилась грунтовая дорога вослед за трактором; так же крикливо здоровались соседки из-за заборов, не выходя на улицу со двора. Выглянувшее солнце заставило прищуриться. Я согнул ладонь козырьком, прикрылся. За ольховой рощей увидел чудо-небоскрёб под куполом из солнечных батарей. Наверное, это и есть филиал Возрождения. Чтобы скоротать путь, я пошагал по неприметной тропке напрямки через заросший бурьяном пустырь и реденькую ольховую рощу.