Алтай. XXI век. Проза - стр. 40
– Видать, сильно, – глядя на нее улыбающимися глазами, сказал Руди.
Аришка отвернулась от него и пошла к улегшемуся почти горизонтально у самой воды стволу ракиты с подмытыми корнями.
Руди потянулся за ней. Они сели рядом.
– Волга – она правда шибко большая? – спросила Аришка, опуская ноги в речку.
– Километра три в широком месте. Мы с отцом переплывали, но около нас она поуже.
– А где теперь твой отец?
– В Перми, в трудовой армии.
– На войне, что ли?
– Нет, там нет фронта. Они лес валят. Живут в бараках. Меня тоже могут туда забрать. После шестнадцати.
– А тебе сколько?
– Пятнадцать с половиной.
– А раньше твой отец кем был?
– Военным был. Но он немец. Он не имеет права идти на фронт.
– А от нашего папки писем восемь месяцев уже нет. Мать говорит, может, уже и косточки сгнили, а мы все ждем. Ты не обижайся на нее. Она теперь никого не любит. Понимаешь?
Аришка смотрела на него так, как, бывало, глядела Ульяна на Кольшу, просившего хлеба и не понимавшего, что нет хлеба, совсем нет.
– Понимаю, – сказал Руди.
Тот день не просто сблизил их, он словно спаял, сплавил, слил их воедино. Работавшие наравне со взрослыми дома и в колхозе Аришка и Руди редко оставались один на один, но и видясь на людях, они делались счастливыми от самой малости, и встречаясь взглядами, они словно бы приникали друг к другу. Случайное прикосновение плеча или локтя наполняло обоих тайной радостью, и день делался праздником, как Пасха или Новый год. И, засыпая вечером, каждый из них будто бы протягивал другому руку, и так – с соединенными мысленно ладонями – они засыпали. Как выжил бы он эти бесконечные месяцы сибирской лютой, голодной зимы, в тоске по дому, по родному городку на Волге, по отцу, могучему, никогда не унывающему старшему лейтенанту Кристиану Коху, который, как узнали они с танте Эммой, умер в этом декабре на лесоповале в бараке где-то под Соликамском. Как выжил бы он, если бы не эта нечаянная первая любовь, не эта смешная, большеротая девчонка, кукушонок.
А Прасковья все не могла успокоиться.
Аришка мыла полы в доме, когда услышала, как мать кричит на весь двор Ульяне:
– Трудится немец твой, а, Уля? Как скипидаром пятки смазал, носится.
– Хозяйский парень, работящий, помогает нам с Тантэмой. И бригадир на него не обижается. Все исполняет. Вчерась Василь Абрамыч отправил его древесину из бора привезти. С осени делянку у Кривого озера напилили и оставили. Я ему тулуп Мишин дала. Мороз-то какой, а у него только пальтецо осеннее.
– Тулуп Мишкин? Мужа, которого они убили!
– Да Родька, что ли, его убил?