Алтай. XXI век. Проза - стр. 34
– Ты хвост у него, Аришка, проверь. Под гузку загляни! Деревенские, до этого напряженно молчавшие, захохотали.
– А тебе, Авдей, все бы под гузку, все под гузку! Чего к дитю пристал? Или дел у тебя нету?
Скорой сердитой походкой к толпе подходил мужчина лет пятидесяти пяти, широкий и коротконогий. Руди видел, как он подъехал на бричке и, привязав к столбу лошадь, поспешил к месту событий. Он прикурил от Авдея «козью ножку» и обратился к женщине в резиновом плаще, к ее маленькой обтянутой светлым платком головке, выглядывающей из плаща:
– То, что ты в газете видела, Прасковья, то ж карикатура!
– Василий Абрамыч, почем же мне знать, что это карикатура? – ехидно ответила Прасковья. – Я баба простая. Ты партейный у нас и бригадир. Объяснял бы.
– Хоть и родня ты мне, Паня, а не уважаю я тебя. За глупость, а также за никчемность в хозяйственной деятельности.
– И чем я хозяйка плоха? Как у людей все, так и у меня.
– А не у тебя ли цыплят коршун перетаскал, пока ты сидела на крыльце, как русалка, да мух ловила?
Прасковья вытаращила на него глаза, которые и впрямь у нее были русалочьи, словно бочажная вода, затянутая зеленью тины.
– Понес! И с Дону, и с моря! Где ты видел русалок, да ишшо чтоб они мух ловили?
Василий Абрамыч махнул рукой, отвернулся от сестры и зло сказал:
– И за что только муж любил да жалел тебя?
Прасковья заплакала.
Василь Абрамыч, красный от досады и на сестру, и на себя за то, что так неосторожно напомнил ей о муже, от которого уже несколько месяцев не было писем с фронта, крикнул толпе:
– Вот чего, чего вы сюда понабежали? Цирк вам тут? Тигров привезли?
– Да уж привезли! – разочарованно ответил чей-то женский голос. – То разве ж немцы?
– А ну по домам! – врезаясь в толпу и вдруг переходя на бас, скомандовал бригадир.
Толпа расслоилась на маленькие группки, и люди, гутаря между собой, разными дорогами, кому как было ближе, пошли по домам.
А переселенцы стояли все той же терпеливой шеренгой.
Василий Абрамыч оглядел их, в уме посчитал, сколько у него прибавится работников, и сказал:
– Ну, граждане немцы, домов для вас не припасли. На постой к людям пойдете. У нас хоромы не дорогие. Будете отмечаться в спецкомендатуре. Никаких передвижений, поездок отсюда. Никуда без разрешения нельзя, даже в соседние деревни. Взрослым и подросткам на колхозные работы выходить каждый день. С утра у конторы будьте.
Танте Эмма повернулась к переселенцам. Ее лицо даже после изнурительной недельной дороги выглядело таким же, как всегда: энергичным и приветливым. Она перевела слова Василия Абрамыча. Шеренга разорвалась на отдельные группы и группки. Кто-то предложил оставить одного человека у вещей, а остальным идти искать постой.