Алёнкины рассказы. Хроники детских фотографий - стр. 3
– Укол разрешу делать только Лёнькиному папе. Штаны перед тёткой снимать не буду!
Вот такие в наше время целомудренные юноши.
А ещё папа ловко умеет выворачивать наизнанку глаза, когда соринки достаёт. Но это зрелище не для слабонервных. Я с мусором в глазах хожу только к маме.
Папа очень добрый. Его все любят. И он любит всех. Меня прямо разрывает на тысячу маленьких Алёнок при мысли, что именно он мой папа. Он совершенно не умеет ругаться и повышать голос. Когда он идёт по улице Свердлова, где находится его поликлиника, с ним здороваются почти все встречные. Наверное, он им всем глаза выворачивал, соринки доставал. А может быть, уколы ставил или очки выписывал.
Я тоже у него очки просила выписать, считая, что стану в них очень умной, сразу смогу читать книжки и буду знать так много всего, как знает папа. Но в очках мне было отказано. Пришлось притвориться подслеповатой и, расхаживая по комнате, сообщать ему, что ничего не вижу. Он почему-то не верил. Тогда я совсем закрыла глаза. Дело закончилось тем, что налетела на стол, или он на меня, и набила себе шишку на лбу. Об очках пришлось забыть.
Меня папа немножко побаивается, но иногда соглашается укладывать спать. Мамины колыбельные всегда про зайчиков и котиков, иногда припугнёт сереньким волчком. Папа же всегда подходит к делу основательно, по-взрослому. У него отработанный репертуар. В него входит стихотворение «Бородино» и две песни, одна из них – «Варяг». Помните слова?
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает.
Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!
Я пытаюсь ему подпевать, но папа объясняет, что я путаю роли. Он должен петь, а я – спать.
На бис всегда «Казачья колыбельная» М. Ю. Лермонтова. Уснуть надо попытаться сразу после первого куплета, чтобы не слышать второго.
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползёт на берег,
Точит свой кинжал.
Папа, проявив все свои артистические способности, с чистой совестью удаляется в другую комнату. А в моём окне за шторой сразу вырисовывается во весь рост силуэт этого злого чечена, который не только успешно дополз до берега, но и каким-то невероятным образом ещё и до нашего подоконника. Он и кинжал успел наточить! И теперь его клинок зловеще поблескивает в лунном свете. От ужаса волосы встают дыбом, кровь стынет в жилах, а сон надолго улетучивается. Мне приблудившиеся злые чечены за шторой, вообще, не нравятся. Но этот ведёт себя тихо, кинжалом не размахивает, усами не шевелит, папахой не трясёт. Можно было бы, конечно, рвануть штору и спросить: