Алексей Хвостенко и Анри Волохонский. Тексты и контексты - стр. 14
– Правду пишет Лимонов, что наркотики в Москве появились вместе с вами?
– Я женился на девочке по имени Алиса и переехал в Москву, где познакомился с Пятницким. Алиса существует до сих пор и работает крутым адвокатом, многим помогает. Мы тогда все сидели на наркотиках. Я возил в Москву гашиш и был первым распространителем фенамина. В то время продавали такие карандаши от насморка, «Ингалин», внутри которого находилась ватка с фенамином. Туда наливаешь воду, взбалтываешь чуть-чуть, потом вытягиваешь шприцем и по вене гоняешь. Стоил карандаш 14 копеек. Потом его запретили и перестали продавать.
– После войны раненых подсадили на морфий. Из госпиталей он перекочевал к богемной публике, арефьевцам, например.
– С Арефьевым мы встретились в Вене, куда он приехал со своей подругой Жанной, которая от него куда-то свалила с каким-то парнем, в Мадрид, по-моему. А Арефьев приехал сюда, в Париж, и круто пьянствовал какое-то время, хотя и рисовал чего-то. Жил он один в гостиничном номере, там и умер. С Михновым у нас были очень близкие отношения, но потом я переехал в Москву, а он остался в Питере. И так получилось, что мы с ним больше уже не виделись. Уже здесь я узнал, что он умер. Он как-то замкнулся в себе со смертью Аронзона, с которым они очень дружили в последнее время. Аронзон умер еще при мне в Казахстане, говорили, что самоубийство, но больше похоже на несчастный случай.
– Волохонский рассказывал о вашей работе в прачечной, которая в результате была залита пеной. «Пускай работает рабочий» оттуда?
– Я был рабочим кухни в зоопарке, конюхом. У меня был конь, Цыган, хромой на все четыре ноги. Я должен был приходить каждое утро, запрягать Цыгана в специальную повозку и ехать на нем на кухню. И оттуда развозить еду по всем вольерам, где содержали животных. На кухне стояли ящики на платформе, а я ездил с ними по зоопарку и раздавал всем. Тварей разных там было много. С животными у меня были разнообразные отношения, и у каждого была своя еда, у слона одна, у бегемота – другая. Помню, бегемот сидел зимой в какой-то яме, одна пасть видна. Берешь копну сена на вилы – и в пасть ему всовываешь.
– Героиню «Игры на флейте» звали Татьяной. Правда, что на концерте в Питере к вам подошла интеллигентная немолодая женщина и сказала: «Алеша, Татьяна – это я!»?
– Врала! Была у меня такая подружка, которой посвящена эта песня. Та Татьяна, которую я имел в виду, живет в Москве. В Питер на концерт она приехать не могла никак, она не ездит за мной по всей стране. Другой Татьяне я ничего не посвящал – значит, это была самозванка!