Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - стр. 25
Рассказывая о Балабанове, придется сказать что-то и о себе. Чтобы задать нужный ракурс. Мне далеко не всегда удается разделить эти восторги по поводу предпринимательских успехов. Так случилось, что в вуз поступать в город Горький я приехал в 75-м – к родителям, что воспитывали младших брата и сестру. И обитателям общаги я вполне мог казаться городским и домашним. А до семнадцати годков я рос в деревне у бабушки, у которой было только два месяца какого-то церковно-приходского образования, но были опухшие, в черных трещинах ладони, была корова и прочая домашняя скотина, и было много тяжелой работы до самой старости. Баба Маша моя часто вспоминала… Учитель, еще до революции дело было, приходил в их избу и просил ее мать, мою прабабку: «Матрена, отдай дочку в школу. Она у тебя способная». Та отвечала с вызовом: «Чего это? Хватит – уже и писать выучилась. Она мне тут за зиму шерсти напрядет…» Прабабка на фото – строгого вида женщина, из крестьянской среды, в «социальные лифты», видно, не очень верила…
А еще у меня на глазах гибли близкие люди, когда нам давали делянку сухостойного леса на дрова на зиму – и мы сами этот лес валили. И ведь сильные были люди – и нутром, и физически. Вот только не до «социальных лифтов» им было. Потому-то уже после АПН, когда все, что плохо лежало в стране, было уже прихвачено теми, кто высоко стоял или «хорошо сидел», я крепко сблизился с идеей социальной справедливости. (Хотя полной взаимности и не случилось. То на нее надавят откуда-то с Лубянки – из стана стихийных соцдарвинистов и сторонников естественного права, i.e. штатных стяжателей патриотического духа, то сама она вдруг забьется в отведенную ей нишу, уже не подпустит к себе и малой оплошности не простит. Всего один «мыслешаг» влево или вправо из строя – и до свиданья, публицист… ты не понял, чего от тебя ждали…)
Да я ведь и начинал топтать свою журналистскую тропку с многотиражки «За советские часы» на Первом часовом. Кстати говоря, тогда, в середине 80-х, завод – семь тысяч человек, тридцать цехов – отправлял на экспорт восемьдесят три процента своей продукции. Намеренно пишу словами, избегая цифры, чтобы никто не усомнился – не опечатка ли…
Где-то ближе к середине 80-х я снимал в Москве маленькую однушку на станции Лось. И если иногородняя ватага не летела к Мазуру или куда-то еще, то, случалось, иногда залетала на выходные и ко мне. Я давал им ключи, а сам отправлялся к своим старикам в Подмосковье. В Москве они нередко спускали все до копейки – и Саша Артцвенко, бывало, тайком проникал куда-нибудь в купейный вагон до Горького и прятался там в боковой багажной нише. А когда высовывался оттуда, соседи скорее понимающе смеялись, а не бежали за проводником или начпоезда. Такие были времена.