Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата… - стр. 27
Была ли та его бравадца попыткой выглядеть брутальней и циничней, чем он был на самом деле? Попыткой мужского самоутверждения? Или это был неконтролируемый похмельный выброс неких «эмоциональных паров» или «интеллектуальных», взбродивших от впечатлений? Или это всего лишь проявление его познавательного инстинкта, а я трусливо пасую на ровном месте – там, где мужик только хохотнет в ответ, и проехали? Так или иначе – но я уже и прежде начинал понимать в каких-то деталях, в каких-то гранях общения, что этот его новый формат чуть «грузит» мне подсознание, проще говоря – начинает отталкивать…
В то время Алексей работает ассистентом режиссера у отца на Свердловской киностудии. (Про то, что папа успел устроить его во ВГИК в первый раз сразу после службы, а он уже успел оттуда вылететь, я от кого-то уже слышал, но не от него самого.) Проходит еще время – и как-то раз он прибегает ко мне на работу в пятницу под конец дня и начинает упрашивать «шлепнуть» ему печать на командировочное удостоверение. Сам он по беспечности не сделал этого ни в творческой организации, куда приезжал, ни в гостинице. А теперь спешит в аэропорт. Выручай!
Но это невозможно, Леш. У меня же почтовый ящик. ЦКБ «Нептун». Я здесь простым переводягой в отделе НТИ, в общем без представительских возможностей, пойми… Представляю глаза директорской секретарши, к которой я пойду с этой просьбой. Лучше возьми такси – может, успеешь… Ну, заплатишь лишнюю треху…
С того времени он и вычеркнул, думается, меня из числа близких друзей, хотя было и еще несколько встреч. Не сильно жалел, должно быть, и я – хотя и по инерции чувствовал себя перед ним виноватым. Впрочем, мы уже по-разному смотрели на вещи, и у него уже был свой круг творческого общения, включая и свердловский – более обширный, рок-клубовский, динамичный. И я со своими не изжитыми комплексами провинциала в столице, нереализованными амбициями и довольно банальным кругозором, не знающим ни диссидентства, ни больших разговоров на кухне, разрывающимся между скучной работой и постоянной ездой к своим в Подмосковье – с долгими стояниями на пригородных платформах, был ему уже неинтересен.
Кажется, раз или два встретились уже по инерции. Но все же случился потом еще один момент… Как-то раз мне позвонил Андрюша Левченко, мой однокашник из параллельной английской группы, и предложил заглянуть к Октябринычу. Это был год примерно 1988-й или уже следующий. Без точной хронографии – но уверен, что Андрей бы сказал точнее. Он был из Краснодарского края – невысок, подвижен, истый южанин, хваткий на мысль и памятливый. Рано начинал лысеть – с взглядом пытливым, лучисто-проницательным. Из него бы мог получиться прекрасный режиссер кино, но в том, что такие, как он, в итоге выбирают синицу, а не журавля, есть неуловимый некий пиетет к журавлиному поголовью. Судьба Алексея как открывающего себя в творчестве его искренне интересовала – и я уступил его уговорам (он был проездом по работе), согласился на встречу.