Александрия - стр. 15
– Государь, вы арестованы.
– По какому праву вы ворвались в мои покои? А ну-ка вон отсюда, грязные скоты, – взорвался царь.
Заговорщики не ожидали сопротивления и смутились. Но в голосе царя не хватило твердости. И они почувствовали: он испуган.
Вперед выдвинулся Платон Зубов, положил на ночной столик бумагу и, протянув государю перо, сказал:
– Для высшего блага России подпишите. Это акт о вашем отречении от престола.
В рубахе до пят и ночном колпаке плохо сложенный император, с вздернутым и приплюснутым носом, огромным ртом и сильно выдающимися скулами, выглядел уродливо и одновременно комично во всполохах свечей, отражающихся на стальных клинках шпаг. Он дрожал от ужаса, но отрицательно замотал головой и вскрикнул:
– Стража! На помощь!
Один из офицеров сделал выпад шпагой. Кровь обагрила царское одеяние. Павел упал, продолжая пронзительно кричать, потом раненый из последних сил приподнялся с пола. И тогда другой офицер сзади стянул ему шею шарфом и стал душить. Сын Петра Третьего хрипел и отбивался от убийц. Тогда на него набросились и остальные. Пинали ногами, кололи шпагами и кинжалами. Пока он не превратился в окровавленный мешок мяса.
Платон Зубов смотрел в окно на запорошенный ночной сад и бормотал:
– Боже мой, Боже мой! Как же неприятно слушать этот крик!..
Он был очень чувствительным человеком, последний любовник Екатерины.
А граф Пален заблудился в саду. И только когда все было кончено и ему сообщили об успехе заговорщиков, он поспешил в комнату наследника.
Александр спал на своей кровати одетый. Граф разбудил его и объявил:
– Ваш батюшка только что скончался от сильнейшего апоплексического удара.
Великий князь расплакался:
– Вы же клялись, граф…
На что Пален жестко ответил:
– Хватит ребячества! Благополучие миллионов людей зависит от вашей твердости. Идите и покажитесь солдатам.
– Через полгода после убийства отца Александр был коронован в Москве. Ликующая толпа встречала царя-батюшку. Люди бросались на колени и целовали его сапоги, копыта его коня. Стоит мне закрыть глаза, и я ясно вижу, как этот, в отличие от отца, высокий, красивый, изящный 24‑летний самодержец идет по собору навстречу патриарху, держащему в руках корону империи, окруженный убийцами своего деда и убийцами своего отца и сопровождаемый своими собственными потенциальными убийцами. Ох, тяжела же шапка Мономаха, любезный Михаил Аркадьевич…
Рассказ Редактора взволновал меня до глубины души. В камере уже давно выключили свет. Мой товарищ уже, похрапывая, досматривает десятый сон и иногда скрипит зубами. Уже далеко за полночь. Я пролежал без сна более трех часов, отлежал все бока, но сон так и не приходит. Понимая, что нынешней ночью мне уже не заснуть, я включаю карманный фонарик, достаю из тумбочки рукопись и начинаю писать.