Александр Пушкин на rendez-vous. Любовная лирика с комментариями и отступлениями - стр. 25
Так же условно и подражательно стихотворение «К Делии». Здесь, конечно, не описание любовного свидания, а страстное его желание.
О Делия драгая!
Спеши, моя краса;
Звезда любви златая
Взошла на небеса;
Безмолвно месяц покатился;
Спеши, твой Аргус удалился,
И сон сомкнул его глаза.
Под сенью потаенной
Дубравной тишины,
Где ток уединенный
Сребристыя волны
Журчит с унылой Филомелой,
Готов приют любви веселый
И блеском освещен луны.
Накинут тени ночи
Покровы нам свои,
И дремлют сени рощи,
И быстро миг любви
Летит, – я весь горю желаньем,
Спеши, о Делия! свиданьем,
Спеши в объятия мои.
К***
Не спрашивай, за чем унылой думой
Среди забав я часто омрачен,
За чем на всё подъемлю взор угрюмый,
За чем не мил мне сладкой жизни сон;
Не спрашивай, за чем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой —
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;
Кто счастье знал, уж не узнает счастья.
На краткой миг блаженство нам дано:
От юности, от нег сладострастья
Останется уныние одно…
Стихотворение являет собой образец «унылой элегии». К кому оно обращено, неизвестно. Вероятно, это условный адресат. Обращение к некоему собеседнику, которому не дано понять страданий лирического героя – поэтический прием, часто используемый в лирике 1820–1830-х годов. К событиям реальной жизни Пушкина здесь имеет отношение разве что осенняя меланхолия – элегия датируется 27 ноября 1817 года.
К ней
В печальной праздности я лиру забывал,
Воображение в мечтах не разгоралось,
С дарами юности мой гений отлетал,
И сердце медленно хладело, закрывалось.
Вас вновь я призывал, о дни моей весны,
Вы, пролетевшие под сенью тишины,
Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной,
Когда, поэзии поклонник безмятежный,
На лире счастливой я тихо воспевал
Волнение любви, уныние разлуки —
И гул дубрав горам передавал
Мои задумчивые звуки…
Напрасно! Я влачил постыдной лени груз,
В дремоту хладную невольно погружался,
Бежал от радостей, бежал от милых муз
И – слезы на глазах – со славою прощался!
Но вдруг, как молнии стрела,
Зажглась в увядшем сердце младость,
Душа проснулась, ожила,
Узнала вновь любви надежду, скорбь и радость.
Всё снова расцвело! Я жизнью трепетал;
Природы вновь восторженный свидетель,
Живее чувствовал, свободнее дышал,
Сильней пленяла добродетель…
Хвала любви, хвала богам!
Вновь лиры сладостной раздался голос юный,
И с звонким трепетом воскреснувшие струны
Несу к твоим ногам!..
Разумеется, слова об увядшем и хладеющем сердце – дань традиции унылой элегии. Однако здесь, в отличие от нее, лирический герой, пережив душевный кризис, возрождается к жизни, вновь обретает способность любить, творить и радоваться. В этом стихотворении уже намечен мотив духовного возрождения благодаря любви, который через несколько лет прозвучит в знаменитом послании «Я помню чудное мгновенье…».