Аккорд. Роман в трех частях - стр. 23
Нет, не приходило. Нет, не хватало. Сегодня, когда мой путь освещают янтарно-фиолетовые фонари синяков и багрово-лучистые маяки шишек, я ответственно заявляю: да, незаменимых женщин нет! Но почему это так, объяснить не берусь. Только не говорите мне про железы и гормоны и не поминайте всуе химические реакции! Лучше ответьте на вопрос, кто и зачем их запускает? Кому и зачем нужно, чтобы на месте одного костра разгорался следующий, а из пепла одного идола рождался другой? Не хочется верить, что любовь есть лишь красивая декорация, скрывающая скотный двор нашей жизни, и что мы, облагораживая свои глупости любовной мишурой, на самом деле влекомы сексуальными инстинктами и подчиняемся не разуму, а естественному отбору. Какой злой и оскорбительный жребий для разумного существа!
И еще.
Как то раз Наталья спросила меня:
«Говорят, ты в восьмом классе бегал за своей одноклассницей…»
«Это было давно и неправда. Она уехала, забудь» – небрежно кинул я, самым неожиданным и бесчувственным образом предав Нину. В оправдание скажу: если уж апостолы за ночь трижды предавали своего учителя, то мне, что называется, сам бог велел!
Отныне мы все дни проводили вместе. Днем, если позволяла погода, отправлялись на пляж, вечером она приходила ко мне во двор, и мы шли дышать сгустившимся ароматом глянцевой листвы, либо погружались в душную, соблазнительную темноту кинотеатра. Мы принялись обживать Москву. Тридцать минут на электричке, и мы – москвичи. Начав с Красной площади, мы постепенно раздвинули наши владения до Садового кольца. Особенно полюбился нам Новый Арбат, где мы шли в кинотеатр или гуляли, взявшись за руки, как, впрочем, делали это и в других местах. И когда ее горячая, мягкая ладошка доверчиво цеплялась за мою лопату, я расправлял крепнущие плечи и, зорко поглядывая вокруг, прокладывал дорогу среди суетливых горожан.
Однажды в электричке Наталья вынула из сумочки расческу и расчесала мне волосы. После этого я стал через день мыть голову и следить за ногтями. Требовал у матери чистые рубашки, гладил брюки и чистил обувь. Пробуя тыльной стороной ладони щеки, пытался обнаружить там зарождение щетины.
На первых порах мои так называемые друзья и подруги пытались меня остеречь. Говорили о ее корнях. Что мать ее пьет, а отец бьет ее, и что сама она какая-то нервная и дерганая. Дальше следовали несвежие инсинуации о ее скороспелости. Якобы числилась за ней некая темная история, подробностей которой никто не знал, но выводы делались самые смелые. Все это подкреплялось печным завыванием слухов и разбойничьим посвистом недосказанных сплетен. Да пошли вы все сами знаете, куда!