Аккорд. Роман в трех частях - стр. 25
Чудное слово – Итак! Каждый раз, когда я его произношу, я не знаю, во что оно превратится. Может, в домашнее Ионическое море или в ушлого Одиссея, а может, в бутафорское яблоко раздора – Трою. Или в Гомера – красноречивого и призрачного анонима, Шекспира древности. Или меня вдруг окружат пронырливые венецианцы, или возьмут в плен распоясавшиеся пираты, а мимо тяжелой поступью проследует проходимец Наполеон…
Я закрываю глаза и заклинаю: «Натали-и-и…» (чем она, в конце концов, хуже Н.Н.Гончаровой?!), и она откликается цветущим деревом ссылок, каждая из которых сочна и весома, как тропический плод.
Часто бывая у меня дома, Натали сумела понравиться моим родителям. Все мои паскудные мысли на ее счет испарились, и когда мы закрывались в моей комнате и садились на диван, я не давал ей ни малейшего повода к смущению. Нам всегда хватало тем для общения, и томительные паузы, возникнув, тут же свергались очередным приступом моего красноречия. Мы могли бы уединиться на моей даче, что находилась в десяти километрах от города, и там, в полном одиночестве я был бы просто вынужден ее поцеловать и бог знает, что еще себе позволить. Вот потому я ее туда и не приглашал.
Моя деликатность подкреплялась ее сдержанностью. Смеясь, она не хватала меня за руку с тем, чтобы забыть на ней свою, не склонялась ко мне порывистой головой, подставляя ее гладкий русый шелк моим смущенным губам. Не бросала на меня томные взгляды и, сидя рядом, не искушала расчетливыми прикосновениями. Неловко качнувшись, искала опору на стороне, а не хваталась за меня. Словом, не пользовалась теми проверенными ужимками, что есть в арсенале каждой женщины, и тот единственный раз, когда я прижал ее к груди, остался во мне романтичным, негаснущим воспоминанием.
Возможно, таково одно из многочисленных свойств любви, но я тонко чувствовал ее настроение. А менялось оно у нее довольно часто и без видимых причин. Случалось, в разгар нашего оживленного разговора она вдруг затихала, и лицо ее гасло. Я спрашивал, в чем дело, но она отводила глаза и молчала.
«Опять с матерью поссорилась?» – подсказывал я.
«Да!» – охотно хваталась она за брошенный канат.
Иногда, внезапно к ней повернувшись, я перехватывал ее серьезный, глубокий взгляд, который она по причине его гипнотической сосредоточенности не успевала отвести, и я читал в нем взрослую материнскую печаль. Как будто она уже знала наше будущее и жалела нас. Что поделаешь: Кассандра живет даже в женщине-ребенке, и все женщины, как одна считают нужным предсказывать только несчастья. Мало-помалу я пришел к мысли, что она носит в себе занозу неизвестной, чуждой мне породы, которая исподволь беспокоит ее и томит. Поначалу я думал, что здесь замешаны ее отношения с родителями. Ну, как же: мать пьет, отец бьет. Не оттого ли она всегда уходила от меня с большой неохотой? Оказалось, что мать и в самом деле пьет и придирается, а отец хоть и попивает, но любит ее и всегда защищает. Чем я мог ей помочь? И с моей легкой руки она почти все вечера стала проводить у меня. Делала вместе со мной свои бухгалтерские уроки, ужинала с нами, смотрела телевизор и о чем-то шепталась с матерью.