Аккорд. Роман в трех частях - стр. 12
Начались каникулы, и я повадился приходить во двор ее дома, где ждал, когда она спустится ко мне, и мы пойдем дышать вечерним ароматом молодой липкой листвы, либо в душный зал кинотеатра. Она познакомила меня с родителями, я ее – со своими. Потом наступила жара, и мы пристрастились к речке, куда вдвоем или в компании добирались на автобусе. Там я впервые увидел ее в купальнике. Мы лежали рядом на песке, и я ощущал покалывающие признаки незнакомого смущения. От ее подрумяненного, сахарного тела исходило чудесное, незримое сияние, и мне казалось, что если я прикоснусь к нему (о чем я и помыслить не мог), то непременно обожгусь.
В июле я узнал новость: Нина уходит из школы и поступает в музыкальное училище. Новость была из разряда шокирующих. «Ничего страшного! Мы будем ходить друг к другу в гости!» – успокоила меня Нина.
Наступил хладонощный сентябрь, и время наших встреч вместе с долготой дня резко пошло на убыль. Мы стали реже видеться, зато по телефону говорили каждый вечер, и сюжеты нескончаемой очередью теснились к нам на прием. «Нина, хватит занимать телефон!» – слышал я строгий голос ее матери.
Новый год мы встретили у нее дома. На восьмое марта я, краснея, преподнес ей букет гвоздик. Летом мы принялись обживать Москву. Однажды в электричке она вынула из сумочки расческу и, смущаясь, расчесала мне волосы. После этого я стал за собой следить: чаще мыл голову, сбривал со щек и подбородка безобидный пушок, стриг ногти, требовал у матери чистые рубашки, гладил брюки и чистил обувь.
Мне стали сниться странные сны. В них неясное женоподобное существо, навязчивое и обнаженное, затевало со мной томительные игры, быстро и нежно касалось сокровенных частей моего тела, доводя меня до электрического помешательства. Сверкала молния, и я просыпался, горячий и вздрагивающий. Обнаруживая липкие последствия чужого вмешательства, я испытывал густой стыд и благодарил властелина снов за то, что дерзким существом была не Нина, ибо ей не пристало этим заниматься, так же как и знать о моем постыдном недостатке. Если бы мне было позволено, я бы взял ее на руки и унес подальше от людей. Усадил бы на трон в каком-нибудь заброшенном, увитом плющем дворце, и провел остаток дней у ее ног, покидая дворец только для того, чтобы сходить в магазин за продуктами. Дочь командира, она никогда не командовала и не повышала голос. Говорила мягко и убедительно, и из нее вышла бы замечательная, великая королева.
Драгоценная моя! Ты помнишь наш первый поцелуй в десятом классе? Это случилось на зимних каникулах. Возвращаясь из гостей, мы дошли до твоего подъезда, остановились и примолкли. Мягкая тишина окутала нас. Поскрипывал под переминающимися ногами снег, кружились в неслышном танце снежинки. Ты подняла ко мне лицо (к тому времени я уже был выше тебя) с вопросительным, немигающим взглядом, и я, плохо соображая, вдруг быстро склонился и коснулся твоих губ, боясь, что ты тут же отпрянешь. Но ты не стала уклоняться, и я, ощутив теплую, нежную опору, припал к ней. Мы стояли, слившись губами, и мир вокруг нас расцветал, как финал первого концерта Чайковского для фортепьяно с оркестром. Потом ты отстранилась, поправила на мне шарф, положила руки в вязаных рукавичках мне на грудь и сказала с новой, чудесной, глубокой заботой: «Вот так носи, а то простынешь…», после чего сама потянулась ко мне. Возвращаясь домой, я останавливался, задирал голову и смотрел на восторженное звездное небо. Из его мерцающих глубин лились ликующие звуки сводного хора ангелов.