Академия родная - стр. 37
Завтрак – подостывший ужин из термосов, в такую рань в столовке ещё ничего не готово. Хорошо хоть зарядка отменяется. Парашюты еще со вчерашнего дня в стодвадцатый раз сложены-переуложены. Бегом на склад, хватаем их и по машинам. Едем на аэродром. Дороги ровные, кругом экзотика – Бирштонас, Трокай, Ганджюнай. Народец по советским меркам живет зажиточно. Мелькают западные хуторки, похожие на замки старые здания, а порой и сами замки, да и новые сельские домики выглядят весьма солидно, они частенько увешанны гирляндами плетистых роз и другими ботаническими красивостями, словно в каких-то субтропиках. Правда температура отнюдь не южная. В открытом кузове всё мгновенно покрывается знаменитой литовской росой, крупной и очень холодной, ехать становится зябко. Вообще здесь какая-то страшная насыщенность влагой, не зря местные офицеры шутят: «Если Москва – сердце нашей Родины, то Литва её мочевой пузырь». Сейчас, наверное, такое странно звучит, а тогда ничего, ухо не резало. Я не о мочевом пузыре, а о том, что Литву кусочком Родины считали. Может старые литовцы и не считали, а вот мы, да и многие молодые литовцы, искренне верили в незыблемость такого положения вещей. И не могли понять, когда бабуськи-аборигенки шипели нам в спину «оккупантас»…
Наконец, мы на летном поле. Кочек-то сколько! И трава по колено. Литовская роса моментально пропитала нас насквозь, такое чувство, что мы десантники-подводники, только что из морской пучины вылезли. И как с такого болота самолеты взлетают? Чёрт, не промочить бы парашют, вдруг не раскроется? Офицерам на росу плевать – они дают команду «парашюты в козлы», а сами вновь прикладываются к фляжке с «кофе». «В козлы» – значит, рядками по десантируемому весу. Самый тяжёлый вылетает первым, за ним кто полегче, чтоб друг другу на голову в воздухе не садились. Фляжка у офицеров опустела. Они мечтательно поглядывают на часы. На развилке дороги, что ведёт к нашей плошадке будущего приземления, есть небольшое кафе «Алюс-Гиримае». Что значит «пиво да напитки». Но так его никто не называет. Все, включая литовцев, его почтительно называют «Крылышки». Прыжковые десять рублей в Каунасской дивизии офицерам выдавали прямо на площадке приземления. Собрал парашют, схватил десятку, чиркнул роспись в табеле и бегом в кафе. Водка на вынос только с одиннадцати, а на розлив с восьми. Офицеров сейчас больше часы работы кафе интересуют, чем предстоящий прыжок. А нас…
«Надеть парашюты!» Бог проходит по рядам, придирчиво проверяет, как подогнана подвесная система, целы ли контровки. Даже полковник Ридкобород и майор Мама смирно стоят в строю, где-то в серединке, в соответствии с весом. Сейчас капитан Бог главный. Чтобы вылететь первым, а потом наблюдать с земли приземление остальных, Бог прихватил с собой ранцевый рюкзак диверсанта, только вместо портативного ядерного фугаса в нем сейчас лежит обычная тридцатидвухкилограммовая гиря. После проверки полковник Ридкобород снимает шлем и надевает свою фуражку. Вот жулик – золотые верёвочки с козырька засунул себе в рот как удила. А мы то думали..! Хотя если ветром не сорвёт, то всё равно мастерство впечатляет.