Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - стр. 84
Один из каналов, по которым к нему поступали отголоски тыловых страстей и дебатов, легко устанавливается документально. В ноябре 1916 – феврале 1917 года деятельностью Думы увлеклась… Анна Васильевна Тимирева, часто находившаяся в этот период в Петрограде и, видимо, скучавшая там. Со свойственной ей непосредственностью она стала включать в свои письма, наряду с другими новостями и мыслями, и восторженные впечатления от думских заседаний, на которых присутствовала среди публики (в Российской Империи это было возможно), и от того, чтó на этих заседаниях и вокруг них говорилось:
«Вся ligne de conduite[30] нашего правительства за последнее время производит впечатление в лучшем случае преступного легкомыслия, если не циничного глумления над страной, да что об этом говорить. Вся надежда на Думу, не дай Бог, если ее разгонят, – что это будет только» (16 ноября); «… сейчас в Думу такая вера, такая надежда, что она сумеет положить предел творящемуся безобразию, поможет в деле войны…» (22 ноября); «то, что делается сейчас наверху, хуже всех военных неудач, потому что это их причина в значительной степени»; «… упорно говорят, что распутинская партия настаивает на сепаратном мире и будет добиваться его, как только распустят Думу. Тому, что это будет, я не верю, да все-таки почти никто не верит. Зато есть ли теперь кто-нибудь, кто думает, что при данных обстоятельствах, если не изменятся условия самым коренным образом, войну можно выиграть?» (9 декабря); «… вот Вам образец того, что можно здесь услышать: что Вы скажете о распоряжении армии “фронтом в тыл” на всякий случай. Оговорка – конечно, не целиком, а наиболее надежными частями» (13 февраля 1917 года)…
Здесь перед нами почти классический пример антиправительственной агитации (вольной или, будем надеяться, невольной, по наивности) в тех ее формах, которые процветали в русском образованном обществе накануне Февральского переворота: патриотическая тревога за ход войны, категорическое, но отнюдь не аргументированное убеждение, что правительство ни к чему не способно и даже ведет какую-то (какую?) вредную деятельность, намеки на угрозу сепаратного мира и на якобы существовавшие планы использования фронтовых частей для подавления оппозиции, непоколебимая вера в таланты, бескорыстие и самоотверженность оппозиционеров и ненависть к «распутинской партии» и самому Г.Е.Распутину, которая у кроткой Анны Васильевны в письме, помеченном 21–22 декабря, прорывается неожиданным: «Единственное, что меня сильно порадовало [в] эти дни – это смерть Распутина». А два месяца спустя Тимирева будет рассуждать уже о государственном устройстве, описывая Александру Васильевичу начавшийся в Петрограде солдатский мятеж: