Абрамцевские истории - стр. 3
А сардельки сварены, по рецепту одного из соседей, в томатном соусе с горчицей. Это – что-то! И, конечно, венчает этот стол, да, она, кристалловская 0,75 с чёрной головкой. Тот, кого я в рассказах прозвал «Водилой» или «Бульдозером», просто другого-то не пьёт, а молча и, я бы сказал, гневно выливает или на улицу или в раковину Потом ещё долго у крыльца стоит интригующий запах.
Но и это не всё. Да, знаю, знаю, спрятана в шкафу чуть начатая бутылочка 0,5 л «Зубровки» цвета неопределённого, иногда даже, простите, и мочу напоминающего. Но и только. Вкус – вполне «Зубровки».
И на подоконнике, в открытую, две-три бутылки пива, в основном «Балтика». Это для окончательного полирования посиделок, как обычно говорит другой сосед, тот, которого я назвал «Князь Арсен».
Ну а уж сушки, лимон, чай изумительной заварки и мёд – обязательный финал этого отдыха моих соседей. К столу их всегда подаёт тот, кого я назвал «Профессор». Да и я, нечего отмежёвываться, отнюдь не всегда был сторонним наблюдателем всего этого разврата, нет, не всегда.
Вот и стал я писать рассказики про моих друзей и только для них. Но сразу же процесс поведения друзей стал неуправляем. Друзья тут же вышли из-под контроля и стали пребывать, находиться, попадать в такие ситуации, которые я и в страшном сне придумать не мог. Когда я, проснувшись поздненько в моём мансардном Париже и выпив кофий с черствым, каменным багетом, начинал читать то, что написал за ночь, моему изумлению пределов не было. И ежели бы не сличение почерка – клянусь, читатель, я бы точно отказался от написанного. Такое написать я не мог.
Но, увы, факт был на бумаге. Процесс пошёл. А это значит, что меня поразила болезнь. Знай, дорогой читатель, что даже самая бездарная, посредственная литература – это гораздо хуже каннабиса и других наркотиков. Ибо она разрушает не только организм, но и душу.
И вот я уже нашёл девочку, которая мне всё это набирает на компьютере и робко спрашивает:
– Что, месье, эти люди правда существуют?
И я, конечно, ей с гордостью отвечаю:
– Конечно, Ниночка, и не дай Бог тебе попасть в их лапы. Пределу растления нет у них меры.
После этих слов Ниночка долго сидит молча, о чём-то мечтательно вздыхает. Может, она просто хочет оказаться зимой в Абрамцеве. Кто знает их, этих женщин!
А дальше я даю эти рассказики читать своим парижским друзьям. И вот оно! Моё падение свершилось окончательно! То один, то другой говорит мне, что рассказики нравятся. Что у них есть будущее. Что продолжать необходимо, глядишь, к девяноста годам тебя и напечатают. О, тщеславие! Ох, соблазны! Искушение! Грехи наши, Господи!