А порою очень грустны - стр. 35
Леонарду захотелось сесть за стойкой.
– Мне надо быть поближе к пирогам, – сказал он. – Надо видеть, который из них со мной разговаривает.
Пока Мадлен усаживалась на стул рядом с ним, Леонард неотрывно смотрел на витрину с десертами.
– Помнишь, как раньше с яблочным пирогом ломтик сыра подавали? – спросил он.
– Смутно.
– Теперь так, похоже, не делают. Мы с тобой, наверное, единственные люди здесь, которые это помнят.
– Вообще-то я не помню, – сказала Мадлен.
– Не помнишь? Ты что, никогда не пробовала кусок висконсинского чеддера с яблочным пирогом? Жалость какая.
– Может, если попросишь, они положат тебе ломтик на пирог.
– Я не говорил, что мне это нравилось. Просто оплакиваю кончину традиции.
Беседа прервалась. Внезапно Мадлен, к ее удивлению, охватила паника. Молчание словно вменялось ей в вину. В то же время из-за собственной тревоги, вызванной этим молчанием, говорить становилось все труднее.
Хотя так нервничать было неприятно, в каком-то смысле приятно все-таки было. Мадлен давно уже не чувствовала ничего подобного в обществе парня.
Официантка стояла у дальнего конца прилавка, беседуя с другим посетителем.
– Так зачем ты записался на занятия к Зипперштейну? – спросила она.
– Из философского интереса. Буквально. Философия сейчас – сплошная теория языка. Сплошная лингвистика. Вот я и подумал, надо попробовать.
– Ты ведь еще и биологию изучаешь?
– На самом деле это основное. Философия – так, побочные дела.
Мадлен сообразила, что никогда не встречалась со студентом, занимающимся естественными науками.
– Ты хочешь быть врачом?
– В данный момент я хочу привлечь внимание официантки.
Леонард несколько раз помахал рукой, но безуспешно.
Внезапно он сказал:
– Жарко тут?
Не дожидаясь ответа, он залез в карман джинсов, вытащил голубую бандану, повязал на голове, сделав узел на затылке, и поправил несколькими едва заметными, точными движениями, пока не остался доволен. Мадлен наблюдала за этим с легким чувством разочарования. Банданы у нее ассоциировались с игрой в футбэг, с группой Grateful Dead и с ростками алфальфы, а все эти вещи ей были ни к чему. И все-таки на нее произвели впечатление уже сами размеры Леонарда, сидевшего на стуле рядом. Такой большой, но при этом с мягким – можно сказать, нежным – голосом; от этого у Мадлен возникало странное чувство, словно все происходит в сказке, а она – принцесса, сидящая рядом с добрым великаном.
– Правда, дело в том, что философия меня заинтересовала не в связи с лингвистикой, – сказал Леонард, по-прежнему глядя туда, где стояла официантка. – Меня заинтересовали вечные истины. Как научиться умирать и прочее. А теперь мне скорее хочется узнать: что на самом деле понимается под «умирать»? Что на самом деле понимается под тем, что понимается под «умирать»?