A под ним я голая - стр. 5
Вот как тут стирать?..
Беру таз и ухожу на кухню.
Когда мы еще не были женаты, Миша спросил:
– А может, ты будешь моей музой?
– А может, ты – моей? – А потом подумала, что муз не выбирают, как и родителей.
В Мише проснулось чувство ответственности. «Я должен кормить семью», – сказал он и устроился осветителем на «Мосфильм» в ночную смену.
Мой муж – воплощенная химия и жизнь. Точнее, химия versus жизнь. Парацельс в век Интернета. Иногда просто слов нет. Мало ему своих фиксажей-реактивов – так нет, сегодня застукала его на кухне: в моей розовой чашке что-то дымилось.
– Что это?
– Это? Сплав Вуда.
– А зачем он тебе?
– Должен плавиться в кипятке.
Я заглянула в чашку. На дне лежали серебристые горошины.
– И что, плавится?
– Смотрю… Пока еще непонятно.
– А как же чашка?
– Отмоется…
Я вспомнила, где видела эти горошины. Микола, муж моей подруги Таньки Ниловой, отсыпал пригоршню в процессе разборки хозяйственного хлама, при коем мы присутствовали, в квартире, доставшейся ему после смерти отца.
Вечером позвонила папе.
– А сплав Вуда ядовитый?
– Конечно, ядовитый. – (А как же моя чашка?! Моя розовая китайская чашка!) – А зачем он тебе?
– Так просто спросила.
– Как вообще поживаешь?
– Вот, – придумываю на ходу, – ходила гулять, зашла по дороге в хозяйственный. Купила скалку и яйцерезку.
– Тебя что, муж обидел?
По «Культуре» передача про ландшафты Петергофа. Возлежим на диване как баре, любуемся причудами садовников. Камера дает крупные планы Монплезира, Марли, прудов и фонтанов, долго обозревает фигурные газоны… А наутро Миша предлагает сделать мне такую же прическу: короткая стрижечка с рельефными вензелями. Можно с разноцветными. В интимном месте. Слава телеканалу «Культура».
Кожаная подошва моей левой тапки всегда изрисована, исчеркана шариковой ручкой в духе графики Эшера: когда, сидя в кресле, болтаю по телефону, всегда для удобства подворачиваю ногу и машинально калякаю по подошве.
Покупаем зелень на рынке: три укропа по восемь рублей и китайский салат за восемнадцать.
– Сколько с нас?
– Шестьдесят.
– Сколько?
– Ой, пятьдесят два.
– Сколько-сколько?
– Сорок два…
– Будешь так шутить, бесплатно заберем, – грозится Миша.
– Ладно, ладно, вот нате вам яблочко, – бабка азербайджанка сует его в руки, возьми, мол, и с Богом проваливай.
– Не любим мы яблоки, персик дай!
Прошлой осенью Миша привез с дачи полрюкзака яблок. Одно из них было надкушено. И еще одно. Короче, несколько яблок были надкушены.
«Ки-ислые! – подумала я, – придется варенье варить».
И не ошиблась. Штрифель оказался, как говорил когда-то – правда, не про яблоки, а про мосфильмовские груши, на «Мосфильме» были неохраняемые полузаброшенные сады, – один калдырь, типчик со сломанным носом, завсегдатай массовки и душа местной компании, косым глаза вправлять!