8 марта, зараза! - стр. 4
Отец говорил мне: у нас – серьёзные проблемы, но от шока, что мама в больнице после жуткого ДТП, я не предала этому значения. Просто было неважно. Всё враз померкло. И вот теперь у меня холодеет всё внутри, когда отец озвучивает перспективы. Потому-то, доходит мне, и взял с собой, потащил на эту встречу с Асхадовым-младшим – боится оставлять одну.
Отец тихо плачет от беспомощности.
Асхадов элегантным движением стряхивает пепел с сигареты – за время нашего разговора уже третью выкуривает, в кабинете надымлено, хоть топор вешай. Скоро начну кашлять. Не выношу табачный дым. Но хозяину этого офиса плевать на состояние гостей. Холодом и презрением, исходящими от него, можно убивать.
– Спрошу ещё раз – на каком основании я должен вам помогать, Альберт Исаевич? – сверлит папу тяжёлым взглядом.
– Я же не ради себя прошу, – всхлипывает отец, – жена...дочь...
– Это – ваши родные, не мои...
Отец вскидывает голову, улыбается своим мыслям, словно в его голове родилась какая-то идея...
– Ведь мы можем породниться...
– Каким образом? – красивые губы Асхадова кривит ухмылка.
– Вы можете взять в жёны мою дочь.
Асхадов закашливается, подавившись дымом, а потом кивает в мою сторону:
– Её?
И от самого тона, каким это произнесено, становится жутко обидно. Даже глаза щипать начинает. Я, конечно, не красавица, но и уродом не назовёшь. Во мне смешались папина татарская и мамина еврейская кровь. Да, верхние зубы у меня слегка неровные. И, наверное, я слишком худа. Но мама всегда учит, что тонкая кость – признак породы. А невысокий рост – только на пользу.
«Большие женщины созданы для работы, а маленькие – для любви», – любит повторять она.
Единственная моя серьёзная проблема – волосы. Они вьются, кудрявятся, не слушаются. Хоть тонну лака вылей – лягут, как хотят. И цвет определить сложно. Как писала Марина Цветаева: «И в волосах моих – все масти. Ведут войну!» Я их не крашу, меня устраивает этот странный цвет.
Косметикой тоже почти не пользуюсь. Так, слегка, оттенить.
Но всё-таки когда кто-то, настолько безупречно-красивый, как Асхадов, оценивает твою внешность циничным «Её?», начинаешь чувствовать себя страшилищем.
Ах да, ноги у меня худоваты. Настоящие спички. А меня угораздило сегодня взлезть в узкую юбку до колен.
– Встаньте! – рявкает Асхадов, и я вскакиваю и вытягиваюсь по стойке смирно. – Пройдитесь.
Боже, чувствую себя товаром на рынке. Причём, не самым качественным товаром. Едва не спотыкаюсь на каблуках, будь они не ладны! Дрожу, как осиновый лист под холодным надменным взглядом мужчины. Его глаза откровенно насмехаются надо мной.