8 марта, зараза! - стр. 25

– Хорошо, что он не бандит, – комментирую я.

– Вы, наверное, плохо моего шефа знаете. Он с криминалом дела из принципа не имеет. И друга такого бы не потерпел. Да и сам Руслан Евгеньевич предпочитает более цивилизованные методы решения.

– Ага, – невольно ляпаю я, – то-то оба и полезли «цивилизованно» решать.

– Это мужское, Алла Альбертовна, – строго, по-отечески говорит водитель. – Тут затронули их близких, их честь. Нужно учить, ставить на место.

– Это же неразумно. Их же только двое.

– Поверьте, эти двое – сотни стоят. Они знают, что делают.

Мне хочется в это верить, потому что сердце упрямо сжимается от тревоги.

А водитель, видимо, разохотившись, продолжает:

– Вообще-то Руслану Евгеньевичу полезно встряхнуться. Розовую муть в голове подрастясти.

– Розовую муть? – не понимая, переспрашиваю я.

– Ага, – хмыкает водила, – он чересчур увлёкся балеринкой одной. Всё в краевой центр мотается. Ни одной её постановки не пропускает. А дела забросил. Опять нашему шефу придётся Руслану Евгеньевичу мозги на место ставить. Хорошо, что Гектор Леонидович этой чепухой не страдает.

– Чепухой? – моё сердце мгновенно проникается сочувствием к человеку, который, судя по всему, безнадёжно влюблён. В этом мы похожи. И Ржавый, неожиданно, становится ещё ближе. – Вы считаете чувства чепухой?

– Не хочу вас обижать, Алла Альбертовна, но да. И рад, что работаю на человека, который считает так же.

Так же? А как же ломаные льдины в его глаза и тихое «знаю»? Это чувства? Или я себе всё придумываю? Придумываю его? Сочиняю героя?

Вздыхаю и отворачиваюсь к окну, за которым проносятся вечерние городские пейзажи. Пытаюсь вернуться мыслями к своим проблемам. Нужно завтра навестить и мать и отца. Узнать, как они. Не надо ли чего.

Асхадов утром сказал, что заплатил за обоих. А ещё раньше говорил, что не помогает чужим, потому что не благотворительный фонд. Значит, я каким-то образом умудрилась попасть в круг своих? Я, по-прежнему, не понимаю, зачем нужна ему? И нужна ли вообще? Если чувства он считает чушью и розовой шелухой, то предполагать их как главный мотив – глупо?

Что же тогда? Жаль, я не могу переговорить сейчас с мамочкой. Рассказать ей всё. Спросить совета.

Что если я для Асхадова – игра? Изощрённая месть моей семье за то, что отец делал в отношении его семьи? Хотя… тогда он должен был дорожить этой самой семьёй, Ибрагимом, которого нагревал мой отец? А папа сказал, что он уложил всю свою семью по пути к креслу директора холдинга. Отец у меня, конечно, вышел из числа доверенных, но всё же его слова посеяли в душу семена сомнения…