58-я. Неизъятое - стр. 36

На лагерной сцене. 1948

Что могут сделать отказникам? Ну, посадят в карцер на 300 грамм хлеба. Посижу, стану доходягой – меня сразу в госпиталь, на усиленное питание. А там всегда находился какой-нибудь мужичок, который начинал меня подкармливать: может, заключенный, а то и вольнонаемный. Конечно, в лагере каждая старалась найти себе поклонника. Чтобы под крылышко, чтобы защищал. Уголовницы как говорили: «Начальничку надо дать, помощничку тоже…» Да и просто бабы хотели мужчин.

Один раз на лесоповале замерзла, пошла к костру. Там бесконвойники сидят. Подсела, греюсь и вижу: конвоир бежит, аж винтовка трясется. Подбежал – и давай меня бить, прямо прикладом. Оказывается, я перешла заграждение. Поднял меня, повел к бригаде. И вдруг говорит:

– Сходи с насыпи. Иди к лесу.

Я пошла – а он из винтовки мне в спину. Но у него осечка! Он снова стреляет – пуля мимо уха прошла. Третий раз – осечка. Он со злости как закричит диким матом: «Давай назад».

Оказывается, он сам заключенный, за поимку беглого его досрочно освободят. Не будь осечки, меня бы как раз у леса нашли… В общем, дали мне 15 суток карцера за побег. Сижу избитая, голодная… Думаю: нет, не могу я так все шесть лет! Вышла из карцера, вижу – бочка с негашеной известью стоит. Подбежала, зачерпнула – и выпила.

Лежу, больно невыносимо, вода обратно носом идет, фельдшер из санчасти не знает, что со мной делать. Лет 20 я потом мучилась, у меня сужение пищевода было. Но после того как один раз пытаешься, больше никогда не будешь кончать с собой. Потом я уже поняла, что и в лагере можно жить, можно любить.

Большая любовь у меня одна была – Боря Михайлов. Не знаю, за что он сел. Вор, наверное. Когда мы встретись в Лабытнанги, он уже был бригадиром. По утрам говорил моей бригадирше, что забирает меня к себе, а после работы возвращал обратно.

Валентина Иевлева в лагере. 1949

Мы с ним встречались, потом нас разводили, потом снова встречались… Однажды, когда мы были на разных лагпунктах, мне приснилось, что с ним что-то случилось, что он меня зовет. Я надела на себя четыре или пять платьев, примазалась к бесконвойным, когда их выводили за зону, – и ушла в побег.

Ночь, в лесу темно, снег, серебристый иней на деревьях, красиво… Иду по пояс в снегу, одежда намокла, шуршит, а мне кажется, гонятся за мной. Утром дошла до какой-то колонны, зашла на вахту, говорю: «Я жена Михайлова, беременная, хочу его видеть. Мне сказали, что его убили». «Беременная» – это чтобы не били.

Меня обыскали и повели в кондей (карцер. – Авт.