48 минут. Осколки - стр. 16

– Судя по количеству шрамов, скорее всего, меня ранили не впервые, – произносит Ник и, будто почувствовав шелест моих мыслей, резко поворачивается, встречаясь со мной взглядом. Его бледность в данный момент только усиливает блестящую синеву глаз.

– Хочешь воды? – нахожусь я и, чтобы не выдать свои подозрения, подхожу к столу и беру прозрачный стакан.

– Хочу морфин или хотя бы хороший косяк.

– Ты всегда увиливаешь от ответов, пряча правду за колкостями? – закатывая глаза, пока Ник не видит, спрашиваю я.

– Нет, просто есть категория людей, с которыми я не желаю делиться той самой правдой, – парирует он.

Я с резким стуком ставлю стакан на место и, сложив руки на груди, оборачиваюсь, опираясь на деревянную тумбу бедрами.

– Я слышала, что ты сказал про меня в поезде. Из-за нашей стычки я так тебя раздражаю?

Ник молчит. Он внимательно и сурово разглядывает меня, ни на секунду не отводя свой тяжелый взгляд, и медленно произносит:

– Просто не люблю людей, которые видят только то, что на поверхности, хотя вроде как делают вид, что главное внутри.

Я замираю.

– Ты сейчас на меня, что ли, намекаешь? Да как ты можешь в чем-то меня обвинять, когда сам ничего обо мне не знаешь?

Ник мрачно усмехается:

– Я ничего не знаю о тебе. Ты ни фига не знаешь обо мне. Мы все четверо ни черта не знаем друг о друге, но я готов поспорить, Виола, что мы с тобой похожи. Вот почему ты мне не нравишься.

Ник в этот момент выглядит иначе. Несмотря на ранение, его поза полностью расслаблена. Глаза прищурены, а на губах играет хитрая, едва заметная улыбка.

– Считай, что мы, как магнитные шарики, ну, знаешь, такие, что врезаясь друг в друга, отталкиваются еще больше.

Его голос приглушенный и вкрадчивый. Он не злится, между нами скорее взаимная неприязнь. На генетическом уровне. Возможно, в этом Ник прав. Этого парня, вообще, понять сложно, слишком уж он скрытный. И раздражительный.

– Великолепно, – бросаю я, одними губами добавляя «придурок», и усаживаюсь на другую кровать спиной к развернувшейся в комнаты кровавой картине, потому что слишком устала, чтобы пытаться переубедить его или переиграть в остроумии.

Я хочу отдохнуть, свернуться калачиком на выцветшем покрывале и забыться. Часы на стене медленно перемалывают время, и я рада, что ни один из нас больше не нарушает негласный уговор молчания. Парни возвращаются спустя пятнадцать минут, что-то тихо обсуждая. Шон говорит об оружии, но я едва его понимаю. Он достает из-за пазухи виски, а может, это водка, все равно я не пью. А я не пью?

– Ну, – поднимая бутылку вверх, спрашивает он, – кто будет исполнять роль полевого хирурга? – его взгляд перепрыгивает с меня на Арта, и когда добровольцев не находится, произносит: – Кавано, давай ты.