39 долей чистого золота - стр. 27

Таня встала на носочки и взглянула на верхнюю полку секретера – там тоже лежали разные тетради и бумаги, скрученные ленты и даже коробочки с лекарствами, настолько выцветшие, что невозможно было прочесть их названия.

– А где твой отец? – спросил Виктор в тот момент, когда девушка тянула руку к стеклянной статуэтке.

Этот вопрос отвлек ее от изучения вещей и заставил повернуться к двери: лицо ее стало грустным и задумчивым. Таня вспомнила сон, который ей приснился в поезде по дороге сюда, глаза ее стали стеклянные, будто бы повернулись в прошлое, и она ответила:

– Я не смогла его спасти.

– От чего?

Таня думала о силуэте, который исчезал у нее на глазах во сне, стирая пальцами пыль с хрустальной статуэтки.

– От того, что он исчез.

– Где? – с полным непониманием спросил Виктор.

– Во сне.

– Ааа! Тогда ясно.

– Дело не в этом, – Таня продолжала говорить совсем непонятные для Виктора слова. – Есть вещи, которые не произошли в моей жизни. Они – уже не произошли, как несостоявшиеся события прошлого. Например, в моей жизни не было выпускного, я отменила его сама, потому что не хотела смотреть на то, как пухлые мамы в длинных ажурных платьях с брошью на груди расцеловывают раскрасневшиеся щеки своих чад, громко выкрикивая, как гордятся ими, и теребя в руках только что полученные дипломы. А рядом с ними стоят усатые папы в пиджаках и лакированных ботинках и тоже гордятся – но молча, периодически растягивая улыбку и приподнимаясь при этом на мысочки, раскачиваясь назадвперед, словно пластмассовая кукла на панели автомобиля. Не хотела, потому что меня никто не теребил бы за щечки и не расцеловывал в пьянящей радостью эйфории, моих родителей на тот момент уже не было. Мама скончалась от тяжелой болезни, когда мне было всего четыре, я помню из того времени лишь фрагменты: короткие проходы по улице, ее волосы, красный совок, желтый горшок и круглую плоскую белую лампу с тонкими красно-оранжевыми полосками, висящую над моей головой. Как мне кажется, я еще помню запахи, но они скорее уже из моего воображения, нежели из реальных событий. Эти воспоминания для меня очень ценны, поэтому они лежат на отдельной полке моего сознания, закрытой на ключ, на все два оборота до упора, дабы не мешаться с бредовостью моего воображения и ни в коем случае не пересекаться с фантазией.

Отец, – вздохнула Таня, – отец умер за полгода до выпускного, зимой. Как странно это бы ни звучало, он пошел на кладбище к матери, чтобы помянуть ее, и, напившись, уснул в сугробе на ее могиле. Стоял мороз – такой, от которого снег хрустит под ногами, словно свежая капуста, а изо рта валит густой белый пар, как из дымовой трубы. Нашли его только на следующий день, и то случайно, потому что утром вновь повалил снег. Могильщики проходили мимо и заметили торчащий кусок синей спортивной сумки. Не успели обрадоваться находке – как тут же еще одна – неожиданно и странно. Когда в дверь позвонили полицейские, мне сразу стало не по себе. Они сообщили о смерти отца очень холодно и равнодушно, будто сами были уже трупами. Я заполнила необходимые бумажки и бросилась бежать, на мне были валенки и расстегнутая синтепоновая куртка. Сестра была в гостях у своего молодого человека, того самого, который на сегодня уже стал ее мужем. Туда я и принесла эту дурную весть. Глупая смерть, глупая и обидная. Больше ничего говорить об этом не буду, все и так понятно.