33 несчастья для математика - стр. 6

— Но вы же не будете? — Слова заканчиваются, но рука более чем понятным жестом обводит кухню.

— Буду, Морозова, — Илья Глебович на мгновение останавливается, глядя мне прямо в глаза, — всё буду. И шантаж, и торт.

«И тебя», — он не добавляет, но в моей голове звучит именно это. Парализуя одним только предположением, что моя выходка с поцелуем может иметь гораздо более печальные последствия, чем несданный экзамен.

И вот я стою, дура дурой, посреди белого песка, и смотрю на трубу пылесоса, двигающуюся туда-сюда, туда-сюда. Этот вид гораздо безопаснее того, где Илья Глебович прибирает рассыпанный сахар этим же пылесосом.

— Вот и всё, а ты боялась. — Глебов ловко, как мужчина, привыкший жить один, сматывает шнур и явно собирается вернуть бытовую технику на место.

— Я сама! — Вырвав пылесос из его рук, я скрываюсь за дверью кладовки.

Исключительно для того, чтобы спрятаться, бросить ни в чём не повинный пылесос и прижать прохладные ладони к горящим щекам. В чём проблема-то? Почему меня так трясёт? Ну, помог, пусть даже дважды. Это вообще не повод паниковать.

Может, и нет, но объяснить это скачущему пульсу практически нереально.

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

— Морозова, ты решила там самоубиться? — Голос приглушён закрытой дверью, но мне всё равно слышится в нём улыбка. — Имей в виду, от темноты не умирают. От тесноты тоже, даже если ты страдаешь клаустрофобией.

— Вы издеваетесь, — понимая, что он прав, я делаю последний решительный вдох и возвращаюсь в гостиную.

— Не совсем, — довольно улыбается Глебов и пробует кофе, который налил себе сам. — Всего лишь пытаюсь тебя растормошить.

— Я и так того… дальше некуда. — Несколько секунд отделяют меня от собственной дымящейся кружки. — Подождите, вы же без сахара, — спохватываюсь, глядя на него.

— Морозова, с тортом, да ещё и с сахаром? Не слишком сладко? — И нет, это не то, о чём я подумала.

Откуда, вообще, у меня около постельные мысли в отношении собственного препода? Причём те мысли, которые больше по панике, чем по желанию оказаться наедине. Хотя, если он разденется, я ведь увижу, что там у него на руке?

Странное дело, но эта мысль отторжения не вызывает, одно любопытство, а память быстренько напоминает, что в футболках с коротким рукавом Глебова в универе не видели ни разу.

— Мне как раз, — пожав плечами, я снова отворачиваюсь, чтобы разложить торт по тарелкам и убрать остатки в холодильник.

— Зачем приглашала, если я так тебя смущаю? — Нет, он точно надо мной издевается.

— Ничего меня не смущает, — раздражённо. — Просто…

— Просто что? — отставляет Глебов свою кружку, напрочь игнорируя поставленный перед ним торт.