22:04 - стр. 29

– Я видел, как мой папа играл этот спектакль, – сказал протестующий, переводя дыхание, – видел, как его играли мои тренеры и друзья, да я и сам всю жизнь его играл и не отдавал себе особого отчета, а тут на днях мы заходим в уборную «Макдоналдса» около парка, нас туда всегда пускают, и мой приятель Крис мне говорит: «Когда ты перестанешь делать вид, что он у тебя такой увесистый? Может, помочь тебе его держать?» И тут до меня в первый раз дошло, что я так делаю, что мужчины сплошь и рядом делают так всю жизнь, я это осознал и перестал. Да, я знаю, смысл нашего движения не в этом, но хочу вам сказать, что теперь не мерю глазами всех мужчин с мыслью, кто победит в драке, и не веду себя так, будто мой член весит тонну, и это мне помогает смотреть на мир чуть-чуть по-другому, вот ведь какая штука.

Мы вместе убрали со стола и пошли к метро; я договорился с Алекс, что мы встретимся у Линкольн-центра. Перед тем как он вышел на Уолл-стрит, я сказал ему, чтобы он кинул мне сообщение, если еще раз понадобится душ – ему или кому-нибудь из друзей, – и добавил, что в любом случае мы наверняка еще увидимся в парке, что я часто бываю в Народной библиотеке[44]; но я так потом его и не встретил. Мне стало немного не по себе, как-то неуютно, когда за ним закрылись двери вагона и я поехал дальше, к центру исполнительских искусств, но мне и в голову не пришло изменить свой план.

Мы с Алекс повстречались на Шестьдесят второй улице в сравнительно короткой очереди на «Часы» Кристиана Марклея[45]. Этот круглосуточный видеопроект демонстрировался в течение недели без перерыва. Время ожидания в очереди было непредсказуемо; мы уже два раза приходили, становились в очередь и уходили, потому что стоять надо было два часа минимум; но сейчас народу было меньше – все-таки поздний вечер в середине недели. Мы с Алекс несколько дней не виделись, и в очереди можно было обменяться новостями.

Она побывала у матери в Нью-Полце, и хотя с предыдущего ее приезда туда месяц назад мать внешне не изменилась – слабая, да, но не более слабая, – многие ее разговоры были теперь впрямую о смерти, о неизбирательном воздействии цитотоксинов, циркулирующих в ее организме. Нет, она не думает, что умрет завтра, сказала Алекс, и не бросила борьбу за то, чтобы прожить еще долго, но она явно смотрит на оставшееся время как на продление болезни, а не как на время после выздоровления. Преподавательница социологии в университете штата Нью-Йорк в Нью-Полце, мать вырастила Алекс во многом сама; отец, уроженец Мартиники, никогда не был женат на ее матери, и помнила его Алекс смутно. Отчим, преподаватель того же университета, появился, когда Алекс было двенадцать; мягкий, внимательный человек, он теперь, по словам Алекс, чем дальше, тем больше впадал в тихое отчаяние.