22:04 - стр. 22
За следующие несколько месяцев я не пропустил ни одного приема и все высматривал их дочь, не осмеливаясь спросить их о ней прямо, да и вообще в тот первый год я мало что говорил Бернарду и Натали, хотя постепенно чувствовал себя при них все свободнее и теперь более чем когда-либо хотел произвести на них впечатление. Она часто возникала в моих снах, один из которых завершился последней пока что у меня поллюцией, но большей частью эти сны были невинными и банальными: взявшись за руки, мы гуляем по Парижу, и тому подобное. Она стала незримо присутствующим фантомом, с которым я сопоставлял действительность, куря марихуану с соседом по общежитию; мне казалось, я вижу, как она проезжает мимо в машине, сворачивает за угол, идет по трапу в аэропорту, где я ждал вылета домой в начале зимних каникул.
В конце концов я спросил Бернарда, как ее зовут и где она живет, вероятно выдав этим вопросом свое отчаянное состояние; он недоуменно посмотрел на меня и сказал, что у него нет дочери. Я почувствовал, что мир вокруг меня перестраивается: словно кто-то умер. Но кто же она – эта женщина, которая уехала с профессором, которая сказала, что выросла в этом доме, которая изображена на рисунке? Он не мог сообразить, о ком я говорю. Заявив, что выросла здесь, она, вероятно, имела в виду нечто другое; может быть, подумалось мне, она подразумевала, что многому здесь научилась? Он попросил меня принести из столовой портрет и, увидев его, сказал, что купил его в Мичигане на гаражной распродаже; мои глаза – так, по крайней мере, мне помнится – наполнились слезами.
С того момента, когда я узнал, что они бездетны, – разумеется, они были бездетны; в их доме не имелось никаких признаков нуклеарной семьи[37], – до того дня, когда я прочел сообщение Натали о случившемся с Бернардом, прошло пятнадцать лет. Звоня сейчас Натали на сотовый, я вновь увидел лицо их дочери, почувствовал отдаленное эхо желания, захотел позвонить ей и поговорить о Бернарде. В течение этих пятнадцати лет я публиковал произведения Натали и Бернарда в журналах, которые редактировал, писал о них статьи, часто у них бывал. Совсем недавно я по просьбе Натали приезжал к ним в Провиденс, и они предложили мне стать их литературным душеприказчиком. Великая честь, громадная ответственность; произнеся в ответ длинную, пропитанную вином речь, где перечислил множество своих недостатков и упомянул о своем диагнозе, я согласился.
Натали подняла трубку; впрочем, «подняла» – анахронизм. Ее голос звучал как обычно. Я спросил, чем могу быть полезен. Она ответила, что практически ничем, хотя они будут рады, если я завтра утром наведаюсь в больницу. Было бы неплохо, если бы я принес какой-нибудь сборник стихов: она понемногу читает Бернарду, когда он не спит.