22:04 - стр. 20
Поначалу все это, надо сказать, вызвало у меня сильные подозрения: Бернард и Натали показались мне слишком уж хорошими, открытыми, чистыми, великодушными людьми; как они ухитрились, имея дело не с одним поколением писателей – резких, обидчивых, со всевозможными тараканами в башке, – не нажить ни одного врага? Не пресные ли они люди по своей тайной сути? Не бесплодные ли интеллектуально? Или может быть, у них под полом гниют зарытые трупы? Когда я впервые пришел к ним домой, я передвигался с опаской – не только потому, что чувствовал себя как в музее и боялся что-нибудь испортить, но и потому, что боялся ловушки.
Перечитав сообщение Натали, я стал прокручивать воспоминания о своих первых вечерах у них дома, когда мне еще не было двадцати: как я проливал вино на их паркет и мягкую мебель; как Бернард и Натали терпеливо выслушивали мои юношеские рассуждения с претензией на литературную серьезность, которые, без сомнения, сплошь состояли из интерпретаторских клише и фактических ошибок; как они рассказывали истории, чей смысл нередко доходил до меня лишь годы спустя. Я вспомнил свои споры и/или флирт с другими их гостями – студентами или просто примазавшимися, с другими молодыми писателями, из среды которых я отчаянно хотел выделиться, не получая в этом помощи ни от Бернарда, ни от Натали: они ко всем относились одинаково, чем приводили меня в бешенство. Но самым ярким, что высветилось у меня в голове на Восточной семьдесят девятой улице, было воспоминание о знакомстве с их дочерью, молодой женщиной, от которой я какое-то время был без ума и о которой я до сих пор иногда думаю, хотя мы виделись только однажды.
В тот день именитый южноафриканский писатель, приехав в кампус, читал отрывок из своего нового романа, так что вечер у Бернарда и Натали, когда я встретил дочь, был особенно многолюдным. Я тогда пришел к ним домой, кажется, только во второй или третий раз и потому все еще нервничал и был настроен скептически. Войдя в столовую, где были выставлены закуски, вино и бокалы, я стоял и восхищенно рассматривал коллаж Бернарда на стене – и тут женщина (она была старше меня тогдашнего, но моложе меня теперешнего) объяснила из-за моей спины, откуда взят один из элементов коллажа: это был обрывок киноафиши с рекламой немого фильма Мурнау «Восход солнца». Я повернулся, и меня, как говорится, словно ударило: большие серо-голубые глаза, полные губы, длинные черные как смоль волосы с отдельными нитями серебра – и мгновенно ощутимые уравновешенность и ум, которых не передать никаким перечислением черт. Сообразив, что нельзя так долго пялиться молча, я в конце концов открыл рот и выдавил из себя нечто насчет превосходной совместимости этих двух беззвучных жанров – немого фильма и коллажа: эффект того и другого определяется монтажом. Не уверен, что это была очень уж ценная мысль, но отреагировала она так, словно я сказал нечто умное, и от ее улыбки меня пробрало током. Я спросил ее, часто ли она бывает у Бернарда и Натали, и она со смехом ответила: «Да я здесь выросла» – и тут до меня дошло. Осведомленность о коллаже, аура великолепия, то, что она так вольготно чувствует себя в этом святилище… Ну разумеется: эта блестящая женщина – их дочь.