1812: Репетиция - стр. 20
«Какая гадость!» – подумал Кармазин. Гадко было все, и виноваты в этом были… Ну конечно, егеря! Черт их что ли за руку тянул так споро выполнить его приказ. Вот что выходит, когда под команду попадают незнакомые люди. Гусары, неохочие до таких развлечений и знающие горячий, но отходчивый характер командира, тянули бы до последнего, до повторного приказа, до грозного окрика. Кармазин с неприязнью посмотрел на егеря. Того как ветром сдуло – бывалые солдаты тонко чувствуют умонастроение начальства.
– Что вы себе позволяете? – завел свою шарманку майор. – Я их командир, и только я хозяин над их жизнью и смертью! – воскликнул он, но без былого напора. И тут же совсем сдулся: – Я бы и сам его повесил, давно руки чешутся, да все повода не было.
– Сожалею, что нарушил ваши планы, – искренне сказал Кармазин.
– Да ладно! – махнул рукой майор. Он быстро отдал распоряжения, и рота, обретя более-менее стройный вид, затопала по дороге. Похоронами повешенного никто не озаботился. Он остался висеть в назидание будущим мародерам.
Глава пятая
Все в сборе
Кармазин поспешил, наконец, к Соловьеву, пытаясь на ходу разгадать, что за объемистый предмет прижимает тот к себе, прикрыв полой плаща.
– Воюешь, Кармазин? – со смехом встретил его Соловьев.
– Ну не всем же прохлаждаться, – ответил тот, все еще раздосадованный происшествием.
– Вот держи, это тебя взбодрит!
Перед Кармазиным возник большой вензель N, глаза его охватили приятную округлость бочонка, ноздри втянули восхитительный аромат виноградной водки.
– Ух! – выдохнул он, перехватил бочонок, аккуратно опустил на землю. Потом поспешно сбросил рукавицу, отцепил манерку, погрузил ее в прозрачную жидкость, так непохожую на мутную самогонку, которую подавали в местных тавернах под именем шпанса, выхватил, надолго припал к горлышку.
Шулепин, сидевший до этого в глубине кареты и несколько презрительно наблюдавший за происходившим на дороге, при упоминании фамилии Кармазин вдруг встрепенулся, подался вперед и впился глазами в корнета.
«Кармазин… Кармазин…» – повторял он про себя, пробуждая память.
– Уф! – сменил тональность выдоха Кармазин, опуская руку с пустой манеркой, и замер, прислушиваясь к тому, как блаженное тепло разливается от желудка по телу. Соловьев смотрел на него с понимающей улыбкой, не нарушая рассказом сладостные мгновения внутренней гармонии. Вот уже и пальцы ног подали признаки жизни, встрепенулись, зашевелились, Кармазин удовлетворенно кивнул, широко улыбнулся, вскинул глаза на Соловьева. – Вот уж удружил так удружил! Неужто французский обоз накрыл?