1812, год зверя. Приключения графа Воленского - стр. 4

Я поклонился Балашову. Министр полиции ответил кивком. Державшийся в стороне надворный советник Косынкин не ожидал столь радушного приема, но теперь улыбался искренне.

– Не бережете вы себя, ваше сиятельство, – покачал я головой, обратившись к графу Румянцеву.

Николай Петрович махнул плохо слушавшейся рукой и с болью в голосе ответил:

– Мир не сберегли! Что уж себя беречь!

– Мир восстановим, – сказал я. – А вы нужны здоровым сейчас, а в мирное время тем более.

– Ну, если стану совсем немощным, уж бокал, смею надеяться, ко рту поднесут, – буркнул канцлер. – Лучше поведайте, милостивый государь, что в Лондоне?

– Я доставил в Кронштадт ружья, закупленные за ваш счет. Вячеслав Сергеевич, – я повернулся и кивнул надворному советнику, – любезно взял на себя хлопоты о приемке оружия и передаче в армию.

– Хорошо, хорошо, это мой маленький личный вклад в победу, – промолвил Николай Петрович.

– А с нами произошло нечто совершенно невероятное по пути к вам, – сказал я и продолжил, повернувшись к Балашову. – Очень хорошо, что вы здесь, ваше высокопревосходительство. Только что в моей квартире убили человека.

– Как это – убили человека? – благодушие на круглом лице министра полиции сменилось удивлением.

– Пришел неизвестный, попросил доложить о себе как о посыльном английского генерала Вилсона. Пока мой камердинер докладывал, кто-то еще вошел в квартиру, ударил посланника Вилсона ножом в спину и скрылся.

– Вот те на, – протянул граф Румянцев.

– Вы прибыли только вчера, – промолвил Балашов. – Значит, человек от Вилсона поджидал вас. Что ему нужно от вас?

– К сожалению, он уже не ответит, – сказал я.

– Но у вас есть какие-либо предположения? – с небольшим нажимом в голосе спросил Балашов.

– Предположений сколько угодно, но ничего конкретного, – я развел руками.

Александр Дмитриевич не отводил пытливого взгляда, рассчитывая на какое-то откровение с моей стороны. Но я рассудил, что не стоит рассказывать государственному канцлеру и министру полиции о том, что российский посол не доверил бумаге. Мои донесения предназначались для личного доклада его величеству, но аудиенцию Александр Павлович еще не назначил. Некоторые сообщения требовали немедленных действий, но став достоянием ненадежных сановников, могли принести больше вреда, чем пользы. Безусловно, потом государственный канцлер и министр полиции не простят мне утайки. Особенно, после этого убийства! Ведь одно из сообщений касалось перехваченного донесения генерала Вилсона.

И Балашов, и граф Румянцев ждали, что я пролью хоть какой-то свет на случившееся или хотя бы дам зацепку для следствия, но я молчал.