18 - стр. 30

Из комнаты доносятся какие-то звуки, шуршит целлофан, два раза хлопает дверца шифоньера.

– Лена! – зову я жену, но мне никто не отвечает. Да и что тут ответишь. Я ставлю на ноги стул, водружаю на плиту пустую кастрюлю. Взяв со стола тряпку, пытаюсь вытереть горячую ароматную лужу, но, промакнув пару раз, понимаю, что тряпка слишком мала. Снова хлопает шифоньер. Лена появляется в дверях – на ней черные джинсы и желтая майка. Лифчика, похоже, нет, – то есть так, как я не люблю. Она бросает на пол туго набитый на вид пакет и принимается нервно застегивать босоножки.

– Ты куда? – спрашиваю я. Она не отвечает сразу. Лишь окончательно обувшись, поднимает на меня раскрасневшееся лицо:

– Отсюда!

– К матери?

– Да.

– Или к отцу?

– Какое тебе дело? – она поднимает пакет и действительно готовится уйти. Родители моей жены разведены уже пятнадцать лет. У отца появилась вторая семья, а мать так и осталась одинокой.

– Откуда у тебя это? – спрашиваю я, показывая кошелек.

– От верблюда! – зло обрывает она.

Я шагаю ей навстречу, задевая валяющуюся на полу ложку, которая мелодично отлетает под стол.

– Лена!

– Что?

– Не уходи.

– Что, стало страшно? – она щурит глаза.

– Что страшно?

– Что некого теперь будет трахать? Что придется искать кого-то другого?!

– Причем здесь это?

– Притом. При том, что ты ко мне так и относишься.

– Это неправда, – в который раз за сегодняшний вечер повторяю я.

– Мне плевать, правда это или нет. Я тебя бросаю, неужели не понял?

Неожиданно у меня слабеют ноги. Не потому, что я испугался остаться один. Просто я много раз читал о подобных ситуациях, а теперь это происходит со мной. И мне странно оттого, что это происходит именно так, как происходит, и нельзя переставить местами слова или вернуться к сохраненному тексту.

– Я люблю тебя, – говорю я жене.

Она на секунду задумывается и морщит лоб.

– Мне плохо от твоей любви. Не люби меня больше. Никогда.

Лена принимается крутить ручку замка и у нее почему-то не получается открыть дверь с первого раза. Я барабаню ногтями о стену.

– Позвони мне, – бросаю я вслед, когда она, наконец, выходит за порог. – Позвони, когда у тебя все будет хорошо. Когда ты успокоишься. Психопатка чертова!

Я часто моргаю, и блестящая, искрящаяся резь наполняет мои глаза.

– Психопатка чертова, – повторяю я срывающимся шепотом. Где-то принимается гудеть невидимый лифт. Еще несколько минут, словно оставив на время свое истерзанное ссорой тело, я продолжаю видеть ее, спускающуюся вниз, выходящую из подъезда и спешащую на остановку. Я слежу за своей женой, покуда не слепнет мое сердце.