18 - стр. 26

– И тогда он сказал, можете идти. Я купил молока, желе и пошел домой, – повторяю я конец своей истории.

– Мне все равно, – неожиданно говорит она.

– Мне тоже, можешь не верить, – отзываюсь я равнодушно. Но меня по-прежнему тревожит ее попа. Я вспоминаю, как утром смотрел на потные волоски, торчащие из-под трусов неизвестной мне Ларисы в юбочке-трапеции. Я встаю, подхожу к жене и заглядываю через ее плечо в кружащееся варево. Потом целую пушистый затылок.

– Стас, – говорит она раздраженно. Я отхожу и плюхаюсь в соломенное кресло. Я думаю о том, чтобы обидеться и заткнуться. Иногда приятно обижаться, знаете ли. Но не сегодня, если я хочу, чтобы ночью мы были вместе. И только ли ради этого, впрочем.

– Ты не веришь мне, потому что я тебе безразличен. Да?

Это запрещенный прием, я пытаюсь вывернуть ситуацию наоборот, заставить ее почувствовать себя виноватой. «Пожалей меня», – вот что сквозит на деле в моих словах. Понимает ли она это? Вероятно, да. У нее в жилах течет гордая аланская кровь.

– Это я тебе безразлична. Я просила тебя утром остаться, а ты хлопнул дверью. Что было важнее меня?

– Ничего, – я отвечаю так лишь потому, что не могу придумать ничего лучше. Мне вдруг делается отвратительна вся моя ложь. У нас могли бы быть такие прекрасные отношения, как в чувственных, кристально аристократичных романах Франсуазы Саган.

Я снова делаю паузу и состраиваю драматическую мину, но она не замечает моей напускной обиды, и стрела летит мимо цели. Я включаю приемник, но не делаю звук слишком громким, опасаясь, что это может помешать нашему разговору. Чтобы примириться, мы должны дать волю словам. Так уже бывало прежде.

– Почему ты не остался? – она неожиданно перестает мешать желе, и, обернувшись через плечо, как-то зло вглядывается в мое лицо. Что я могу ответить? Усталость дает о себе знать, и исчезнувшее было пару минут назад раздражение возвращается.

– Почему ты не остался, Стас?

– Потому что я не могу поступать исключительно так, как меня попросят.

– Ты меня называешь во множественном числе?

– Что? – я понимаю ее вопрос с секундным опозданием, но она тут же чувствует это, и мрачная стена между нами, которую я намеревался разрушить этим вечером легкомысленной болтовней, становится еще выше.

Она отворачивается. Я начинаю бессмысленно переключать станции.

– Я же вернулся. И довольно быстро.

– Спасибо за одолжение.

– Это не одолжение.

– Наверное. Это хуже. Унижение. Почему ты не остался?

– Почему ты не можешь перестать меня об этом спрашивать?! – Я неожиданно срываюсь. Ошибка. Проигрываю эту партию.