«13-й апостол» Византии и Крестовые походы - стр. 73

Однако на самом деле унижение короля не имело никакого отношения к покаянию. Это был хладнокровный маневр, целью которого являлось сохранение королевской короны. И самое печальное для Григория VII, что это он, далеко не новичок в политических интригах, и сам понимал без подсказки. Видимо, иначе он поступить не мог – наверняка, если бы папа мог не снимать с короля отлучение, то так бы и поступил. Очевидно, ситуация не допускала подобного исхода192.

Тем не менее отныне и навечно Каносса стала символом величайшего унижения монархической власти и самой идеи государства. Пожалуй, допускать этого папе не стоило – даже его ближайшие соратники посчитали, что Гильдебранд вел себя с тиранической жестокостью, а не с апостольской строгостью. Как справедливо писал один автор, «папа, безусловно, одержал моральную победу; но что толку в победе, после которой побежденный вернулся без тени смущения в свое королевство, в то время как победитель остался в тосканском замке, отрезанным от Германии»?

Кроме того, в это же время Роберт Гвискар, которого мало интересовали отношения папы с королем, руководствующийся собственными интересами, вновь напал на Беневент, считавшийся папским владением. Это действие стало публичным оскорблением Апостольского престола, и Гильдебранд подверг норманна вторичному осуждению, которое состоялось 3 марта 1078 г.

Однако и на этот раз Гвискар с откровенной издевкой встретил известие о своем отлучении, поскольку никаких практических результатов Римской кафедре оно не давало. У папы не было ни армии, ни влияния, чтобы преобразовать свои проклятия в материальные предметы. А для жителей Южной Италии многократные папские интердикты и отлучения стали очевидным примером бессилия Григория VII193.

В свою очередь друзья Генриха IV нашли его поведение недостойным монаршего сана, а образ действий папы оценили как оскорбление всего германского народа и статуса короля. В то время уже отличали статус короны, как священного предмета, от личности ее носителя. В результате пострадали и Генрих, и Григорий. В глазах всей Европы понтифик выглядел твердокаменным маразматиком, плебеем, для которого благородство происхождения и королевская честь ничего не значили. А Генрих IV – трусом, променявшим «право первородства на чечевичную похлебку». Политические противники Генриха IV тут же воспользовались удачным моментом и 15 марта 1077 г. на совещании в Форххайме саксонских и швабских князей и епископов в присутствии двух папских легатов выдвинули новым королем Германии герцога Рудольфа Швабского (1078—1080)194.