11 сентября - стр. 39
– Днем от ветра и солнца там трескается кожа, глаза воспаляются от пыли и блеска солончаков. А ночью невозможно согреться даже в пуховых спальниках.
На сыром острове рассказ про далекую пустыню прозвучал довольно странно, но заготовители привыкли к мемуарам своего предводителя.
– Ты еще расскажи, Тимоша, как тебя там чуть не подстрелили, – захохотал один из них.
– Зубы-то где потерял, Васильич?
Однако Варя Тимофею верила и любила его расспрашивать. Иногда вечерами они выплывали на плотике в озеро и рыбачили.
– А ты где родилась?
– В Калининграде.
– Странно, – произнес Тимофей задумчиво, – у тебя совершенно не калининградский говор. Не могу только понять какой. Есть одна интонация в общем вопросе… Ты, верно, плохо помнишь.
– Это потому что моя мама много ездила.
– Она что же, и за границей бывала? – спросил Тимофей, не сводя глаз с поплавка.
– Нет-нет, – произнесла Варя испуганно. – Она по Прибалтике в основном перемещалась. А Прибалтика – это ведь заграница. Тащите же, дядечка Тимофей.
– А я в Белграде родился. После войны родители вернуться вздумали, границу переехали, и больше я их не увидел.
Варе вдруг стало нехорошо. Сиротливо, как если бы она осталась одна на этом плотике.
– А меня вовсе и не Машей зовут, – сказала она. – Маша – моя сводная сестра. Я, дядя Тимофей, в Сантьяго родилась.
– Где? – воскликнул он, и что-то болезненное почудилось ей в его обыкновенно невозмутимом голосе.
– В Чили. Тогда там президентом был Сальвадор Альенде. Может, помните, его фашисты убили в бою. У нас в газетах писали.
– Не было там никакого боя. И его не убили вовсе, а он сам покончил с собой.
– Вы откуда знаете? – подозрительно спросила Варя, и сердце у нее сжалось, как бывало всегда, когда она слышала о самоубийстве.
– Сам видел. Поплыли к дому, не будет сегодня рыбалки.
Сказал глупость, чушь нелепую, точно отвязаться хотел, и не стал ничего больше ни рассказывать, ни спрашивать. Даже смотреть перестал в ее сторону, будто она чем-то его обидела или напугала и не хотел он ни с какой Варей знаться, а только с Марусей калининградско-рижской. А почему?
На берегу девочка поймала темный взгляд Антонины, а ночью Тимофей ушел в шалаш. Варя сидела до самого утра у огня и едва сдерживала слезы. Что был ей этот непонятный человек с неясным прошлым и еще более туманным будущим, нелепыми историями и байками? Она смотрела на воду, на леса, где смешивалась по берегам желтизна берез и зелень сосен, встало солнце, уже совсем осеннее, не разогревавшее, а только утешавшее землю и ее обитателей. Варя плакала долго и сладко, давая волю слезам, и уже не знала, плачет ли из-за Тимофея, из-за сапожек, из-за мамы, Пети, сестры или непоступления в университет, и не слышала, как маленький человек подкрался и встал у нее за спиной, не видела, что за ним следом шла черноглазая женщина, и не понимала, что их связывает и что может произойти, если вдруг этот человек к ней подойдет. Все это осталось за спиной у Вари, как невидимая тень.