Зыбучие пески - стр. 41
При каждой нашей встрече мы с Сандером пожимаем друг другу руки. Так было и в тот первый раз. Тогда у меня было ощущение, что он мой гость, но мне нечего ему предложить. Я налила стакан воды и протянула ему трясущимися руками. Каким-то чудом мне удалось не пролить воду.
На первой встрече говорил, в основном, Сандер. Адвокат спросил про мою позицию по поводу предъявленных мне обвинений. Но я тогда не знала, что это за обвинения. Полиция, разумеется, сообщила, за что меня задерживают, но у меня все вылетело из головы. Не помню, что именно они мне сказали.
– Тебя обвиняют в пособничестве… – замялся он, сообразив, в каком я состоянии. У меня заплетался язык. Сандер кивнул и попросил меня успокоиться, что постепенно все прояснится, а пока можно начать с того, чтобы узнать версию полиции.
– Скорее всего, тебя обвиняют в убийстве, – признался он спокойным голосом, – но есть вероятность, что к этому обвинению добавятся и другие.
Как будто я и так не осознавала серьезность ситуации. Перед уходом он протянул мне сумку с одеждой. Моей одеждой. Видимо, он получил ее от мамы. Этого я не ожидала. Какая практичность. Только после его ухода я разрыдалась.
По возвращении в камеру я обнаружила поднос с остывшей едой. Я положила сумку на пол. Есть не стала, вежливо отказалась, когда еду предложили разогреть, легла на кровать и несколько часов лежала, глядя в потолок (они проверяли каждые полчаса, не пытаюсь ли я покончить с собой). Потом меня повели на допрос. Это снова была полицейская с химической завивкой – та же, что сопровождала меня утром. С ней был другой коллега. Сандер тоже там присутствовал. И Фердинанд. У нее были пересохшие губы и потные руки. «Эвин», – сказала она, не называя фамилии. Утренняя полицейская переоделась, но новая одежда была не лучше прежней. Меня привели в комнату для допросов.
Мне дали протоколы всех допросов, хотя я помню их до малейшей детали. Все эти дни и месяцы я только и делала, что кивала или трясла головой. Тогда я ничего не понимала, но теперь помню каждое слово.
Комната для допросов была в том же бараке, что и моя «комната», даже на том же этаже. В ней было окно с непрозрачным стеклом, сквозь которое невозможно было разглядеть, что происходит на улице. Только сплошной туман. Ноябрьский вечер в Швеции со всеми его тенями и оттенками. Или уже ночь? Но ведь на дворе июнь. «Почему не видно солнца? – думала я. – Неужели людей можно допрашивать посреди ночи?»
– Ты голодна? – спросила коллега тетки с перманентом. Почему они все время лопочут про еду? Есть-есть-есть. Неужели все преступники в Швеции страдают булимией?