Звонок мертвецу. Убийство по-джентльменски (сборник) - стр. 48

– Почему?

– Понимаешь, я кое-что стал соображать. Он приезжал за машиной регулярно раз в две недели – в первый и третий вторник каждого месяца, кроме января и февраля. В этот раз он объявился в январе впервые. Возвращал автомобиль, как правило, по четвергам. Странно, что он вдруг приехал сегодня. Но теперь у нас с ним все кончено, как я понимаю. – Скарр держал в огромной лапище открытку, которую взял у Менделя.

– Он делал паузы? Бывало, что долго не давал о себе знать?

– Зимой появлялся реже. В январе и феврале не приезжал никогда, как я сказал.

Мендель все еще сжимал в кулаке пятьдесят фунтов. И вдруг швырнул их Скарру на колени.

– Только не думай, что тебе повезло. Я бы не согласился поменяться с тобой местами и за вдвое большую сумму. И учти – я непременно вернусь.

Теперь Скарр действительно казался напуганным.

– Я бы не стал так с тобой откровенничать, – сказал он нервно, – но не хочу встревать ни в какие секретные делишки. Не могу допустить, чтобы моя старая добрая родина пострадала. Я прав, сквайр?

– О, ради всего святого, заткнись, – сказал Мендель, ощущая страшную усталость. Забрав у Скарра открытку, он выбрался из машины и побрел в сторону больницы.

Новостей не было. Смайли все еще оставался без сознания. Известили уголовный розыск. Менделю посоветовали продиктовать свои координаты и отправляться домой. Из больницы с ним свяжутся, как только появится новая информация. После долгих препирательств Мендель убедил старшую медсестру отдать ему ключи от машины Смайли.

Все-таки Митчам – не самое лучшее место, чтобы поселиться там надолго, решил он.

Он ненавидел кровать, как утопающий, должно быть, ненавидит море. Он ненавидел простыни, в которые был укутан так, что не мог пошевелить ни ногой, ни рукой.

И он ненавидел эту комнату, потому что она пугала его. У двери стояла каталка со всякими медицинскими причиндалами вроде ножниц, бинтов и склянок с лекарствами, странными предметами, наводившими страх именно неясностью своего предназначения, причем некоторые были завернуты в марлю, словно для последнего причастия. Там стояли стеклянные банки – высокие, накрытые сверху белыми салфетками, которые напоминали хищных птиц, готовых в любой момент выклевать ему внутренности. В стеклянных сосудах поменьше лежали на дне резиновые трубочки, свернувшиеся змейками. Он ненавидел все это и боялся. Ему становилось жарко, и пот лил с него ручьями, а потом делалось холодно, и пот застывал где-то между ребер каплями запекшейся крови. День сменялся ночью снова и снова, но Смайли даже не подозревал об этом. Он вел отчаянную борьбу с сонливостью, потому что, стоило ему закрыть глаза, как они, казалось, обращались внутрь и взирали на хаос, царивший в его мозгу. Когда по временам веки смыкались просто под собственной тяжестью, он собирался с силами, чтобы разлепить их и снова видеть бледный свет, колыхавшийся где-то вверху.