Звездная пирамида - стр. 72
И тут «Топинамбур» заговорил. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и страха.
– Какая требуется прозрачность – двусторонняя, односторонняя изнутри или односторонняя извне?
– Двустор… нет, стой! Односторонняя… это… изнутри!
Растаяли стены. Сначала они были бурые, потом побелели, как молоко, потом сквозь них стало кое-что видно, но плохо, как сквозь бутылочное стекло, а потом их как бы и вовсе не стало. Я даже рукой коснулся стены того кокона, в котором сидел, чтобы убедиться, что стены все-таки есть.
Не стану врать, очень мне хотелось приказать кораблю открыть люк, вывалиться из него на травку и привести в порядок нервы, психику и что там еще есть у человека внутри. Но и любопытно было до жути! Тогда я скомандовал:
– Взлетай!
– Прошу уточнить направление.
Голос у него был взрослый, мужской, довольно приятный на слух, только с чужим акцентом, как у Ларсена.
– Сам не можешь догадаться?
– Выполняю команду не читать мысли пилота, пока нахожусь на земле.
А ведь верно. Он был прав – это я сглупил.
– Поднимись строго вверх на пятьдесят… нет, на сто метров.
– Имперских метров или старых земных?
– Старых земных, – сказал я наобум. Вот уж никогда не задумывался, какими метрами пользуются у нас на Зяби!
Он даже не сказал «выполняю» – просто-напросто я взмыл в небо, да так резко, что поневоле вцепился в подлокотники.
– Ты это… хоть кресло непрозрачным сделай… Вот так… И еще дай понять, где кончаешься ты и начинается воздух.
– Вывести координатную сетку?
– Выводи что хочешь.
Кресло стало видимым, а еще звездолет пустил по своей поверхности сеть тонких линий, примерно такую же, как на той круглой научной штуковине, которая называется глобусом. Мне сразу стало легче. Я велел ему расширить линии, чтобы они стали похожи на стальные ребра, а «стекло» между ними как бы присыпать слегка пылью – и стало то, что надо. Как будто сидишь в большой остекленной кабине. Одно было плохо: ничего вокруг меня не лязгало, не шипело, не тарахтело и не пахло машинным маслом. Я дал себе зарок исправить этот недочет, но только в следующий раз. Хорошего понемножку, а зарываться – вредно.
– А теперь поехали!
Мы были в воздухе, поэтому я не сказал, куда лететь, а просто представил. «Топинамбур» немного снизился, и я понял, что не мешало бы починить крышу нашего дома, а еще увидел, как полицейские, караулящие периметр, задрали головы и рты раззявили. Ну, сейчас я им!..
Спикировал прямо на них. Двое залегли, остальные – бежать. Давно я так не веселился. Ну, теперь на бреющем и свечкой вверх!
Наверное, целый час я упражнялся в пилотаже – крутился над полем и так, и этак, и по-всякому, а душа пела! Но не наглел. К примеру, не стал проверять, что будет, если я прикажу кораблю на полной скорости врезаться в землю. Почем мне знать, кто он от рождения – послушный дурак или жить хочет?