Зверогон - стр. 23
– Я тебя защищу, – прошептал Влад. – Он тебя и пальцем не тронет, слышишь, Лиз? Слово пацана даю.
Это была ложь, и Влад это прекрасно понимал. Они оба ходили на карате два года, но там были мягкие маты, смешные белые кимоно и сенсей, который подбадривал ребят, даже если они лажали. Здесь, в подвале, все это казалось ненастоящим. Игрушечным и наивным, как плюшевый совенок, который выступает против дракона.
Никакие удары не помогут, если смерть везет тебя в машине, и ты не можешь сопротивляться.
Но Лизины пальцы шевельнулись и сжали его руку в ответ.
– Я знаю, – сказала она, и сверху послышались шаги.
Медленные.
Тяжелые.
– Птич-ки, – услышал Влад сладкий вкрадчивый голос. – Птички мои. Птич-ки.
***
Филин вернулся домой утром.
Ночью он долетел до набережной и обратился. Стоял на маленьком мосту, переброшенном через Турью, смотрел, как сбились стайкой лодочки, уснув под звездным небом – даже вспомнил стихи, которые когда-то написала одна из его бывших:
Задремали лодки у причала,
Смотрят сны о дальних берегах.
В сентябре я все начну сначала,
Спрятав август на черновиках.
Филин не любил стихов, но сейчас, в спокойствии августовской ночи, они вдруг показались ему очень подходящими к миру. К жизни, которая стремилась к осени и дальше.
От Турьи веяло прохладой, в воде кто-то плеснулся – Филин склонился над оградой, заглянул под мост и увидел прозрачную спину русалки. Весной здесь вынули из реки утопленницу, Влад видел репортаж в местных новостях.
Девчонка бросилась в воду от несчастной любви. Тело достали, но несчастная ее душа навсегда осталась в воде, а любовь изменилась, переросла в ненависть и злобу, залитые ядом соблазна.
Русалка почувствовала его взгляд – перевернулась на спину, подставив лунному свету и чужому взгляду тяжелую белую грудь с острыми розовыми сосками, изнывающими от жажды прикосновения горячих живых пальцев. Рассмеялась, приглашающе поманила к себе: зов, который тек от сияющего тела, от приоткрытых губ, от каштановых влажных волос был таким, что Филин стиснул челюсти и выпрямился. Начал считать от ста к одному – низ живота предательски свело, надо было успокоиться.
– Дурак! – русалка рассмеялась, ударила по воде, скользнула серебряной молнией прочь. Филин вздохнул: дурак, зато живой. И надо будет обязательно позвонить в службу очистки. Центр города, а они птицы гордые, пока не пнешь, не полетят.
– Дурак! – повторила русалка, плавно выйдя из воды на темное деревянное покрытие набережной. Села, призывно развела ноги, скользнула пальцами по упругой розоватой жемчужине. Прикусила губу, словно спрашивала: “Ну какая же я мертвячка?”