Зверобои - стр. 7
Глава 2
Отец закончил войну в сорок третьем… Кое-как ковыляющий на костылях из-за развороченной от разорвавшейся рядом немецкой мины ноги, с пробитым пулей плечом, изрезанный в военных госпиталях докторами, исчерканный старыми и недавно зажившими шрамами вернулся в Сучан. Только одних нашивок от тяжёлых ранений было пять полосок, а ведь ещё и лёгкие имелись… Да кругом он был весь в шрамах…
Но повезло ему, уцелел в пекле войны, выжил. И пусть правая нога, кости которой хирурги собрали буквально из осколков, плохо гнулась и работала со скрипом, зато осталась на месте. А не была отрезана и выброшена в отходы. Левой повезло больше, она не так сильно пострадала от той мины. Время быстро лечит и костыли скоро оказались лишними – им на смену пришла деревянная палочка. Вот без палки ходить на дальние расстояния было никак невозможно. Ну а то, что раненая нога всё время мозжила сильно, особенно на перемену погоды, так и что? Зато целая, зато живой…
И ещё один подарок от той немецкой мины остался с ним на всю оставшуюся жизнь – это в синих оспинах и пятнах от близкого разрыва немецкой мины лицо. Отметка прощальная от той войны… Ну и осколки в теле никуда не делись, и зажившие шрамы, и инвалидность. Правда, осколки эти в сорок седьмом году всё-таки ему из груди вырезали. Отец потом их показывал. Чёрные и страшные кусочки мёртвого металла. Вырезали, правда, не все, все так и не смогли, побоялись…
Там же на фронте отец во второй раз вступил в партию. Первый-то раз он ещё в двадцатых был в ряды принят, на Сучанской шахте. Он тогда коногоном под землёй трудился. Тогда же добытую породу только на лошадках и вывозили, электричества в шахтах не было. Они же с дедом сразу шахтёрами устроились работать, когда от Дарьи Ивановны сбежали. Дед мой в забойщики пошёл, а отец в коногоны…
Почему всё-таки во второй? Вот ты торопыга… Говорю же – в первый раз его ещё на шахте в партию приняли. И уже как бы от партии на РабФак учиться послали. А РабФак тогда был во Владивостоке, в Китайском городке. Рассказывал потом – китайцев там сто-олько было, ужас. Ага. Все в синем ходят и всё по-своему лопочут. «Ходя, ходя» их звали… А джонок сколько было в Семёновском ковше! Паруса косые…
Там же на учёбе они с моей матерью и познакомились. И там же, во Владивостоке, у них Владислав родился… Старший мой брат…
А уже после РабФака они вернулись в Сучан, и его первым секретарём партии назначили, в самом начале тридцатых. И жили они у родителей матери, в старом доме. Где? Так на Банковской же! Прямо напротив рынка. Ты же Сучан знаешь? Знаешь…