Звериный круг - стр. 33
Виктория вошла в комнату семенящим шагом ребенка, с опаской взирая на перегруженный поднос. Она умудрилась взгромоздить на него все, что обнаружила на кухне. Все, кроме кефира и черного хлеба. Подобная разборчивость наверняка возмутила бы деда. И кефир, и «черняшку» он ставил превыше всего. У Виктории, как видно, были иные приоритеты.
– Однако, бардачок у вас, господин министр! В прихожей на полу кепка, в раковине тарелки немытые, ножи, ложки.
– Я называю это мужским уютом, – возразил Валентин.
– Хорошенький уют! Пыль да тараканы, – она поставила поднос на журнальный столик. Не глядя на него, кротко спросила: – И что теперь? Будем трескать?
Ему показалось, что она вот-вот рассмеется. Валентин невольно улыбнулся. Это и впрямь заражало. А он-то полагал, что давным-давно обзавелся иммунитетом против веселья. Выходит, нет. Чертова смешинка прокралась и в него. Виктория подняла голову, и Валентин разглядел, что глаза у нее рыжеватые. Оттого, верно, и рождалась иллюзия огня. Впрочем, почему иллюзия? Что-то в глубине этих глаз действительно тлело и разгоралось. Какие-то неясные всполохи, брызги крохотных бенгальских свечей и что-то там еще. Чертики, что прикуривали и прикуривали от спичек. Подобные глаза – подарок судьбы. Может, на сотню один раз и встретишь.
– Разумеется, будем! И трескать, и шамать – и все остальное. Тем более, что подобного я сам не ожидал, – он кивнул на поднос. – Скажи на милость, где ты отыскала колбасу? Распотрошила какой-нибудь дедовский тайник?
– Ничего не знаю ни про какие тайники, – скороговоркой выпалила она. – Знаю только, что пиво тортом не закусывают.
– Э-э, нет! Так у нас не пойдет. Про пиво я сразу сказал: напиток алкогольный, не для детей! – Валентин потянулся к подносу и тотчас получил шлепок по руке.
– Это ведь «Жигулевское», мое любимое! – соседка плаксиво скривила губы. – Я обязательно должна его попробовать.
В течение следующих минут Валентину пришлось убедиться, что в пиве она и впрямь разбирается. Как, впрочем, и в тортах с конфетами, в женских прическах, импортных шампунях и многом-многом другом.
Развалившись на диване, они похрустывали рассыпающимися кусочками торта, прихлебывали остывающий чай. Необходимости в телевизоре не возникло. Опустошая поднос, Виктория успевала тараторить и за телевизор, и за радио одновременно, вещая о своих любимых книжках, о кино, о Маликове и мальчиках из «Ласкового мая», о душечке-Михалкове и десятках прочих вещей. К моменту, когда они насытились, Валентин знал о ней практически все. Похлопав себя по животу, он удовлетворенно констатировал: