Звериный круг - стр. 28

– Неприятности?

– А-а… Ерунда! – она попробовала выдуть пузырь, но он лопнул, едва появившись.

– Ясно. Папа не дал на мороженое?

Собеседница фыркнула, не ответив.

– Может, мопс надоел? Китайский?.. Все-таки выгуливай, купай, расчесывай.

– Не-а!.. – она мотнула головой. – Мопс – теткин. А я с ним только сегодня. Да и спокойный он у меня. Хороший такой мужичок. Верно, Джек?

Мопс показался из-под скамьи, вопросительно глянул на хозяйку, потом на Валентина. Вид у него был, как у автомеханика, которого бестолковым вопросом выманили из-под машины. Умные большие глаза, выражение недоумения на китайской мордашке.

– Замечательный зверь! – с чувством произнес Валентин. Соседка удивленно шевельнула бровями, но промолчала.

– Десятый класс или девятый?

– Ясельки, господин министр, – глаза ее смешливо сверкнули. – Слышали про такое заведение?

– Как же. Сам там бывал. Даже закончил с отличием. Быстрее всех запеканку съедал. Медаль имеется.

Она прыснула и тут же прижала ладошку к губам, возвращая лицу серьезность.

– Давно это было?

– Прилично. Лет этак двадцать с хвостиком. С хорошеньким таким.

– Ого! Возраст почтенный.

– Я бы сказал – солидный.

– Понимаю. Радикулит, ревматические обострения?

– Ни боже мой! Напротив, – самый что ни на есть расцвет сил. Пик всех талантов.

Они враз рассмеялись. Над глупостями всегда смеются охотнее. Соседка оказалась из смешливых, и самое странное – это заражало. Неизвестно откуда возникло ощущение, что с ней можно говорить о чем угодно – о мопсах, о цирке, о полете американцев на Луну. Да и голос у нее был еще не испорчен, хотя что Валентин понимал под «испорченностью», вряд ли можно было так просто объяснить. Возможно, казенные интонации, блатную браваду, убогую односложность… Красиво говорящих людей – вообще немного. Их и в Красной-то книге не сыскать. Комментаторы и те – не говорят, а бормочут – вроде и внятно, но некрасиво. Роботы, не годящиеся в рассказчики.

– Так в чем там у нас дело? Я имею в виду неприятности? Какой-нибудь двоечник не оценил твоего носика?

Она машинально схватилась за нос, словно проверяя, все ли с ним в порядке. Блеснула прищуренным взглядом.

– Нравится?

– Ничего, – Валентин потрогал и свой нос, знакомо ощутив его чужеродность. Интересно, что бы сказала она, узнав, что раньше этот самый нос был несколько иной формы? Впрочем, ей-то до этого какое дело?

Валентин по-новому взглянул на соседку. Теперь она уже казалась ему интересной. Прежде всего – вирусом, что таился в смешливых глазах. Словно от случайного ветерка, в темной глубине роговиц внезапно вспыхивал задорный огонек, и из каштановых глаза враз превращались в рыжевато-агатовые. Чудилось, что в любое мгновение хозяйка мопса готова рассмеяться. Такое иногда бывает. Есть люди хмурые, а есть веселые. Есть такие, из которых выжимаешь улыбку, разжигаешь, словно сырое полено, а есть, кого и разжигать не надо. И сразу стало понятно, отчего крутятся возле подъезда прыщавые молокососы. Девица была обычной, да не совсем. Так же, как прочие, она выдувала из жевательной резинки гулкие пузыри, резала бритвой джинсы на коленках, изо всех сил изображала независимость – и все же в привычные рамки она вписывалась с трудом. Таилось в ней нечто свое, о чем, возможно, она и сама еще не догадывалась, но окружающие-то слепцами не были и потому тянулись к распускающемуся бутону, выстраивались в гомонящую очередь, прозорливо чуя присутствие нектара. Беда всех красивых женщин – выбирать среди первых. Но кто у нас эти первые? Хамовитые прощелыги, бойкие лжецы да сластолюбцы… Может, зря он ее отбрил тогда?